Украина и политика Антанты. Записки еврея и гражданина - [16]

Не вижу необходимости останавливаться и на подробностях переворота, который был совершен германским военным командованием, распустившим Центральную раду и передавшим власть гетману Скоропадскому. К тому же я был в момент этого переворота лишь судьею и еще не вступил в ряды украинской партии социал-федералистов, а потому не стоял еще столь близко к этим событиям, чтобы считать свое суждение о них в достаточной мере компетентным.

Скажу лишь, что позиция бойкота, занятая всеми украинскими партиями по отношению к свершившемуся факту, представлялась мне ошибочною. Прямой отказ левых украинских партий от участия в правительстве и колебания средних групп (социал-федералистов) привели к тому, что и Скоропадский, и германское Верховное командование стали искать опоры в российских политических партиях. И хотя в первом кабинете и оказались Василенко и Чубинский, весьма близкие украинским кругам своим прошлым, но они являлись в это время представителями Всероссийской партии народной свободы, в рядах которой даже вопрос о федерации был еще весьма спорным для большинства партии.

В конце июня, как уже упоминалось выше, я вошел в состав партии социал-федералистов и был кооптирован в Центральный комитет партии.

В этой партии был сосредоточен весь цвет украинской интеллигенции. Достаточно назвать имена Ефремова, Стебницкого, Никовского, Прокоповича, Шульгина, Саликовского, Лотоцкого, уже покойных теперь Шрага, Матушевского и Вязлова. Ефремова справедливо называли «совестью партии»; живой, остроумный и реально мыслящий Никовский являлся, по чьему-то меткому выражению, движущим нервом партии. В лице Мациевича партия имела лучшего знатока земельного вопроса на Украине. Вскоре после меня вступил в ряды партии М. А. Славинский, известный в общерусских и украинских кругах своей литературной и общественной деятельностью, многолетний сотрудник покойного М. М. Ковалевского по редактированию «Вестника Европы». В состав комитета входил также профессор М. И. Туган-Барановский, впоследствии столь безвременно сраженный грудной жабой.

Я назвал имена, наиболее известные и популярные не только на Украине, но и среди всероссийской интеллигенции. Все остальные члены комитета были такими же стойкими и закаленными общественными и политическими деятелями.

Заседания комитета происходили два раза в неделю. Почти всегда являлся весь состав комитета.

К назначенному часу все были налицо, опоздания наблюдались в исключительных случаях. В тех условиях российской действительности, в которых мы все были воспитаны, это было нечто неожиданное и новое, всецело напоминающее нравы Западной Европы. Но и по своему внутреннему содержанию заседания носили весьма деловой и серьезный характер. Все говорили весьма сжато, коротко, без всякой риторики. С. А. Ефремов великолепно вел заседания и был настоящий председатель, в полном смысле этого слова. То же самое можно сказать и о товарище председателя, А. В. Никовском, который в то время часто вел заседания, заменяя хворавшего Ефремова. Правда, Никовский иногда проявлял уже излишнюю резкость в гильотинировании прений, но большей частью это было на пользу самому делу, и никто на него не обижался.

Заседания тянулись обыкновенно не более двух часов. Решения принимались по вопросам повестки почти всегда в том же заседании, причем редко прения не приводили к единодушным выводам. Люди быстро понимали друг друга, никто не проявлял задора и амбиции в отстаивании своего мнения и охотно отказывался от него, если другие представляли серьезные аргументы, убедительные и для него. Вообще, не было мелких личных счетов, болезненного самолюбия и соревнования, столь часто встречавшихся в политических организациях того времени.

Объяснялось все это отчасти тем, что большинство членов комитета, как и вообще большинство членов партии, были люди уже не первой молодости. Но главная причина заключалась в их высоком нравственном уровне, в обаянии личности председателя и в органическом отвращении социал-федералистов ко всякой демагогии. Конечно, такая партия не могла иметь успеха в бурные дни революции. В период же гетманства она сама отказалась от власти.

Лишь впоследствии, незадолго перед восстанием, социал-федералисты согласились войти в коалиционное правительство, дни которого были сочтены…

Как известно, гетманское правительство первого состава отменило институт персонально-национальной автономии. Когда составилось коалиционное правительство с участием социал-федералистов в качестве довольно внушительного меньшинства, наш комитет, по инициативе А. В. Никовского, единогласно постановил войти в правительство с предложением о восстановлении действия закона о персонально-национальной автономии. Правительство уже не успело рассмотреть это предложение, так как вскоре разыгралось восстание против гетмана и гетманского режима.

Как человек совершенно новый в украинском движении, я знал близко в описываемое время только свою партию. Правда, и во всех остальных группировках были люди, известные мне по встречам на выборах, либо по политическим процессам, были также между ними и хорошие знакомые. Но я, например, не только не знал в то время С. В. Петлюру, но даже никогда его не видел, так как он жил в последние годы в Москве. Первая моя беседа с ним состоялась значительно позже, в ноябре 1919 года, а еще ближе я узнал его лишь в декабре 1920 года, во время моего трехдневного пребывания в Тарнове.