Украина и политика Антанты. Записки еврея и гражданина - [15]

Привожу историю этих выборов, так как она мало известна или забыта широкой публикой, а между тем является весьма характерной и показательной.

Председателем Генерального суда мы избрали Н. И. Радченко.

Меня зачислили, как криминалиста, в уголовный кассационный департамент. В мае уже открылись судебные заседания всех трех департаментов (административного, гражданского и уголовного), причем они происходили временно, до приискания отдельного помещения, в том здании Киевской судебной палаты, в котором мне пришлось в свое время столь часто выступать в качестве поверенного, а впоследствии столько пережить…

Из всех перечисленных членов Генерального суда этого сокращенного первого состава один только я не знал тогда украинского языка. И когда мне еще раньше предложили подать заявление о согласии баллотироваться (такова была обязательная форма), я был вначале весьма смущен этим обстоятельством и предупредил о моем незнании украинского языка. На это последовал ответ, что я могу в течение первых шести месяцев или даже года делать доклады и писать решения на русском языке, а за такой срок можно будет в достаточной мере изучить украинский язык.

И действительно, мне не чинили засим никаких препятствий в этом отношении. Я делал доклады и писал решения на русском языке вплоть до открытия Сената, в связи с преобразованием и переименованием в период правления гетмана Скоропадского нашего Генерального суда в Державный сенат.

В течение апреля и мая я брал уроки украинского языка и вскоре убедился в том, насколько этот язык богат и гибок. Конечно, не было еще выработанной научной терминологии. Это особенно ощущалось цивилистами, при многообразии терминов гражданского права и при том условном, строго ограниченном значении, которое каждому такому термину должно быть присвоено. Куда проще обстояло дело в этом отношении с ограниченной и не столь сложной терминологией уголовного права, как материального, так и процессуального[8].

Общие собрания Генерального суда происходили очень часто. Работы было очень много, как организационной, так и чисто судебной. Одновременно шла лихорадочная работа в Министерстве юстиции по учреждению комиссий для перевода законов на украинский язык. Действующими законами, впредь до выработки собственного законодательства, были признаны законы Российской империи, со всеми позднейшими изменениями и новеллами временных правительств, поскольку они не впадали в противоречие с новым строем Украинского государства.

Совместная напряженная работа и дружеские, интимные отношения, установившиеся между членами Генерального суда, останутся навсегда в памяти нас всех, судей первого призыва.

Прокурорский надзор, представленный покойным украинским судебным деятелем и писателем Марковичем, покойным Вязловым, бывшим членом I Государственной думы, и Тихомировым – способным и весьма сведущим юристом, – составлял вместе с нами одну тесную семью. И не ощущалось никакого диссонанса в том, что все они говорили по-украински, я же один отвечал им по-русски… Но я уже освоился с украинским языком в достаточной мере, чтобы все понимать. Особенно красиво звучала украинская речь в устах С. П. Шелухина, пламенного оратора и одного из лучших знатоков языка.

Тесное общение делало свое дело, создавались взаимное понимание, доверие и глубокие симпатии.

В составе канцелярии Генерального суда были знатоки украинского языка. Они охотно переводили на украинский язык изготовляемые мною решения.

Тем не менее вопрос о языке был для меня такой же личною драмой, как и для всех тех, кто привык с детства говорить, писать и думать на русском языке. Для меня было ясно, что никогда мне не удастся достигнуть того совершенства в знании украинского языка, которое дано только тем, кто впитывает в себя каждый данный язык в детские или очень молодые годы. И только сознание, что на украинском языке говорит все крестьянское население, то есть подавляющее большинство населения Украины, то море, среди которого мы, жители городов, жили, заставляло примириться с личными лишениями и неудобствами, связанными с этим вопросом.

Одновременно назревала для меня другая личная драма, связанная с моим уходом в июне 1918 года из состава Трудовой народно-социалистической партии. Тяжело было расставаться с партией, во главе которой стояли Пешехонов и Мякотин… Но этого требовало от меня сознание моего долга, как еврея и уроженца Украины. И я послал заявление в Центральный комитет о моем выходе из комитета и партии.

В предыдущем изложении я не останавливался на всех тех событиях, которые являются общеизвестными или получили уже свое надлежащее освещение в печати. К такого рода общеизвестным фактам относится вопрос о персонально-национальной автономии и его разрешении Центральной радою, о министерствах для защиты прав меньшинств и т. д.

По весьма важному вопросу о выборах в украинское Учредительное собрание у меня нет, к сожалению, подробных материалов. И я ограничусь лишь установлением того факта, что на этих выборах украинские списки повсюду, за исключением, конечно, лишь больших городов со смешанным населением, получили еще более подавляющее количество голосов (от 80 до 90 %), чем на выборах во Всероссийское учредительное собрание.