Украина: государство или страна? - [27]

Примеры решительной защиты таких интересов в последнее время продемонстрировали такие разные страны, как Белоруссия и Узбекистан на постсоветском пространстве, Венгрия и Франция — на демократическом Западе. Государственность страны, не опирающаяся на прочный гражданский фундамент, не обладает такой устойчивостью. Это плохо не только для власти, находящейся под угрозой силового отстранения, но и для оппозиции, которая, становясь властью, ступает на такую же зыбкую почву. Частая и хаотичная их рокировка с помощью Майдана расшатывает и без того не очень прочные государственные устои. От этого, в конечном счете, страдает и само общество, спокойную и достойную жизнь которого государство гарантировать неспособно.

Перефразировав вождя Октябрьской революции, можно сказать, что всякое государство хоть чего-то стоит, если оно умеет защищаться. К сожалению, наше делать этого не умеет. Оно спокойно взирало, как готовился «оранжевый» переворот 2004 г. и в результате на 1,5 года страна погрузилась в хаос.

По существу, ничего не предпринималось и в 2007 г., хотя подготовка «бруньковой революции» велась полным ходом, а большинство средств массовой информации, включительно с телевидением, являлись ее трубадурами.

Но ведь даже если бы «самооборонное» движение действительно оказалось массовым, оно не выражало бы мнения большинства украинского народа. И на государстве лежит ответственность защитить это большинство от анархического произвола. Существующее законодательство дает для этого достаточно правовых оснований. Все органы государственной власти Украины были конституционны, а поэтому призывы к их свержению очевидно подпадали под соответствующие статьи. К сожалению, об этом внятно не сказал ни один из институтов правопорядка в стране.

Видимо, из опасения прогневить двух европейских дам, признающих Украину демократической страной только тогда, когда ее возглавляют апологеты евроатлантизма. Новая их активность в Украине удивительным образом напоминала прежнюю, имевшую место в заключительный период правления Л. Д. Кучмы. И оценки украинской демократии 2007 г. были такими же.

Тем не менее, антикризисная коалиция сохраняла олимпийское спокойствие. Была уверенна в своих силах? Но так, видимо, полагала и власть, рухнувшая в 2004 г. Наблюдая все это, невольно думалось: «Не доблагодушествуется ли она в очередной раз, когда на главном майдане страны вновь прозвучит призыв: «Да здравствует король!». И если бы это случилось, нет и наименьшего сомнения в том, что евроатлантический Запад горячо аплодировал бы.

В продолжение длительной эволюции в общественном сознании утвердилась мысль, что государство и свобода являются несовместимыми антиподами. История не знает примера, когда бы общество было удовлетворено объемом гражданских свобод и не роптало по поводу их подавления авторитарным государством. При этом каждому поколению казалось, что именно на его долю выпали наибольшие испытания.

Острее других противоречие между государством и свободой осознавалось творческой элитой общества. А. С. Пушкин называл свое время «жестоким веком» и гордился тем, что даже и в этих условиях ему удалось прославить свободу и милость к падшим призывать. И. Я. Франко ассоциировал государство, отнявшее у людей свободу, с огромной гранитной стеной, которую им надлежало сокрушить. Для Леси Украинки метафорическим образом государства была «ночная тьма», а свобода — «рассветные огни», зажигавшиеся рабочим людом.

Сладкое слово «свобода» периодически овладевало умами угнетенных и униженных, выводило их на улицы и площади и даже побуждало браться за оружие. Происходили революции, ввергавшие народы в состояние гражданского противостояния. Когда их дым рассеивался, оказывалось, что государство не становилось лучше, а свободы все равно не хватало.

Ярким примером этому стала и наиболее близкая к нам по времени «оранжевая революция» в Украине. В цитированной выше фразе В. А. Ющенко о достижении вожделенной свободы особое ударение им сделано на слове «мы». Конечно же, оно относилось к многотысячному Майдану, а не к тем, кто стоял на трибуне. Все эти люди, включительно с оратором, были свободными и до «революции». Простодушный Майдан откликнулся на слова вождя тысячеголосьем одобрения, хотя вряд ли для него главным жизненным дефицитом являлась свобода. Думается все-таки, что участники многонедельных протестов на центральной площади страны надеялись на улучшение своей жизни.

Очень скоро стало понятно, что новая власть нисколько не лучше прежней, из которой она и вышла. Свои личные интересы, о чем поведал один из пламенных революционеров, ей оказались ближе, чем интересы «освобожденного» из «кучмовской неволи» народа.

В размышлениях диссидентствующих интеллектуалов финального этапа существования Советского Союза постоянно слышались заклинания о несовместимости свободы и государства. Тиражируя эту, далеко не бесспорную, мысль и расшатывая тем самым государственные устои, никто из них не хотел озадачиться естественным вопросом: зачем тогда человечество придумало себе эту головную боль? Продолжало бы жить без государственной организации, в условиях первобытной свободы. Но в том-то и дело, что на определенном этапе эта свобода стала тормозом прогрессивного развития. Ее регламентация стала жизненной необходимостью.