Украденный горизонт. Правда русской неволи - [8]
Может и пьяным оказаться, такое, рассказывали, уже было, тогда вообще всё непредсказуемо…
И, вообще, причем здесь врач со своими таблетками и микстурами, когда Они уже пришли… Важнее прикинуть, где они сейчас затаились, как себя поведут…
Может быть, проще просто привыкнуть к Ним… Относиться к Ним, как ко всему, что здесь окружает… По принципу: радости — мало, но куда денешься, если сюда попал… Но это, если Они вести себя тихо будут… Если тихо… Если…
Интересно, кто Их прислал… Только куда важнее, что у Них на уме, что сейчас в планах у Них… Соответственно определяться надо, как Их встречать…
Скорее всего, не с добром Они нагрянули… Тогда…
Война, короче…
Чем же Их встретить?
Есть в хате заточка… Острая… На кирпиче, со слоника отломанном, заточенная… Одна на всех… Общественная, или, как говорят здесь, «общаковая»… Чтобы колбасу, сало, прочие харчи из передачки порезать… На обломке магнита в заветном углу под дубком запрятана…
Официально заточка — конечно, запрет… Почти оружие… А неофициально… По неписанным правилам тюрьмы одну заточку на хату иметь допускается, потому и мусора на шмонах на неё глаза закрывают… Вот, если бы её заполучить… Только невозможно это… Чтобы «общаковую» заточку к себе под подушку? Не приветствуется! Вопросов будет куча, на которые и ответить нечего…
Заточку делал Никита Самарский… Из невесть как попавшего сюда обломка полотна ножовки за полдня смастерил… Рукастый… Может быть, его попросить ещё одну сделать… Возможно, не отказал бы… Только не принято в хате персональные заточки иметь… Есть одна на всех — и довольно! А объяснять, с чего ты персональной решил обзавестись… Не пройдёт…
Ещё в этих стенах роль оружия иногда кипяток выполняет… Бывает, что им особо вредному баландёру в рожу плесканут… Случается, что самый отчаянный арестант с кипятком и на мусора ополчится, если тот сильно его придирками по беспределу достанет… Понятно, за этим раскрутка, добавка к сроку…
Впрочем, не об этом сейчас разговор… Важнее прикинуть, поможет ли в нынешней ситуации кипяток? Кажется, вряд ли… Разве испугаешь таких тварей кипятком обычным… Да и не будешь «общаковый» чайник у себя под боком круглые сутки наготове держать… Кто позволит всю хату без чая, без чифира оставить…
Выходит, безоружным эту троицу придётся встречать… Верно, и не может в этих условиях по-другому быть…».
Опять что-то зашевелилось в первой части сознания.
Правда, всё то, что касалось «белочки», что заполняло ёмкий смысл глагола «мерещится» не то, чтобы пропало вовсе, но круто ушло в сторону, в потёмки. На первое отлично освещённое место вышло то, что до этого завершало командирскую внутреннюю инструкцию: «В одиночку не справиться…».
«В одиночку не справиться…».
Только теперь этот приговор в другой плоскости кувыркался. Ведь «не в одиночку» — это не обязательно к мусорскому лекарю на поклон, можно и в хате обо всём этом рассказать, помощи попросить… Тот же смотрун, Вован Грек — бывалый, крученый, наверняка найдёт, чего посоветовать, подсказать… На худой конец, заручиться бы его помощью в случае, если эти гости всё таки что-то начнут…
Вот только, что ему расскажешь? Про то, как очень большая гусеница из дальняка выползла? А следом такие же переростки — жаба с богомолом… Ещё не известно, знает ли он, что это за существо такое — богомол… И — главное: разве легко ему во всё это поверить? Покрутит пальцем у виска? Рассмеётся в лицо? Или скажет: обоснуй! А чем обоснуешь?
Может быть, кто ещё из арестантов эту троицу видел?
Если бы видели, тогда бы сказали, тогда по этой теме в хате разговор был… Событие всё-таки в застойной здешней жизни…
Не было никого разговора.
Значит, никто не видел ни гусеницы, ни жабы с богомолом…
Но это не значит, что они не приходили…
Почему, кстати, «приходили»? Ведь обратно они не ушли… Выходит, остались в хате… Где-то засухарились, чего-то ждут… В любой момент могут снова объявиться… Всеми тремя персонами… Опять же, зачем? Чтобы с собой забрать? Куда? Или что-то нехорошее прямо здесь сотворить?
Показалось, что, ещё совсем недавно очень ясная граница между двумя частями его сознания завибрировала, утратила часть чёткости, а после и вовсе пропала. После этого в мыслях чехарды не грянуло, просто мыслей этих стало совсем немного, и все они вокруг главной темы сгрудились. А главная она целиком о том, как гости себя поведут, и что вообще им здесь надо.
Как-то по-тихому и о другом подумалось; вдруг эта кампания кого-то за собой подтянула, и подкрепление это уже здесь в хате хоронится, своего времени «Ч» дожидается?
Может быть, всё-таки поделиться с Вованом-смотруном? Рассказать, какие гости в хате своего часа караулят, и, того гляди, объявятся? Вдруг, поверит, поможет…
А, если, наоборот? Ведь было, буквально вчера было, тот же Вован Грек отвесил леща Сашке Касперу, когда тот припадок эпилепсии стал изображать… У Каспера голова так и дёрнулась… И никакого врача звать не потребовалось… Так этим дело и не закончилось. Смотрун ещё своей шестёрке Коляну Пушкину шепнул… Тот Касперу добавил… Хорошо добавил…
Стоит ли вовсе про гусеницу, жабу и богомола в хате озвучивать? Или… Самое реальное здесь всё-таки на себя одного рассчитывать. А это значит, одному против троих… Без заточки, без кипятка, только с голыми руками…
Борис Земцов в бытность зам. главного редактора «Независимой газеты» попал в скандальную историю, связанную с сокрытием фактов компромата, и был осужден за вымогательство и… хранение наркотиков. Автору предстояло провести 8 лет в зоне строгого режима. Однако в конце 2011-го, через 3 года после приговора, Б. Земцов вышел на свободу, – чтобы представить читателю уникальную книгу о современной зоне. Основу книги составил дневник, который автор вёл в неволе, и большую часть которого ему правдами и неправдами удалось переправить на волю.Автор предупреждает: никто ныне не застрахован от тюрьмы! А все потому, что в нынешней ситуации власть вынуждена будет выполнять свои обязательства перед народом и сажать олигархов, или, если она этого не сделает – придется сажать тех, кто будет требовать от власти исполнения своих обещаний.
Когда православных сербов стали убивать в Боснии, автор этой книги собрал немногочисленные вещи и поехал на войну — сражаться против тупой и агрессивной несправедливости. Не деньги его привлекали. Но обостренная потребность защитить своих единоверцев и братьев по крови. Так появился на свет этот боснийский дневник — пронзительная правда о той несправедливой войне, о геноциде против сербов, о борьбе славянского народа за свободу и независимость. И о том, как там, на чужбине, сражались и погибали русские добровольцы…
Ад на земле — не под землею. Он существует по соседству с нами. И его красочное, подробное, со знанием дела описание дает один из самых легендарных писателей нашего времени — Борис Земцов. Человек незаурядной судьбы, словно призванный подтвердить истинность поговорки «от тюрьмы да от сумы не зарекайся». Борис Земцов был и сотрудником «Независимой газеты», и русским добровольцем на Балканской войне, и заключенным нынешнего режима. Сегодня он и заместитель главреда известнейшей патриотической газеты «Русский Вестник». Новая книга Бориса Земцова, которую вы держите в руках — это скрупулезный, честный и беспощадный анализ современных тюрьмы и зоны.
Эта книга уникальна уже тем, что создавалась за колючей проволокой, в современной зоне строгого режима. Ее части в виде дневниковых записей автору удалось переправить на волю. А все началось с того, что Борис Земцов в бытность зам. главного редактора «Независимой газеты» попал в скандальную историю, связанную с сокрытием фактов компромата, и был осужден за вымогательство и… хранение наркотиков. Суд приговорил журналиста к 8 годам строгого режима. Однако в конце 2011-го, через 3 года после приговора, Земцов вышел на свободу — чтобы представить читателю интереснейшую книгу о нравах и характерах современных «сидельцев». Интеллигент на зоне — основная тема известного журналиста Бориса Земцова.
О войне 1991–1993 годов на территории бывшей Югославии написано немало. Разные авторы: историки, дипломаты, военные. Разные жанры: мемуары, исследования, публицистика. Кажется, уже все описано в деталях, разложено по полочкам с бирками и табличками. Тем не менее, книга Бориса Земцова стоит на «югославской полке» особняком. И не только потому, что написана «от первого лица» участником этих событий, русским добровольцем, лично помогавшим с оружием в руках отстаивать сербам свою Веру, свою Историю, свою Культуру.
Это — роман. Роман-вхождение. Во времена, в признаки стремительно меняющейся эпохи, в головы, судьбы, в души героев. Главный герой романа — программист-хакер, который только что сбежал от американских спецслужб и оказался на родине, в России. И вместе с ним читатель начинает свое путешествие в глубину книги, с точки перелома в судьбе героя, перелома, совпадающего с началом тысячелетия. На этот раз обложка предложена издательством. В тексте бережно сохранены особенности авторской орфографии, пунктуации и инвективной лексики.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.