Украденные ночи - [112]

Наступила пауза, а потом вдруг запела скрипка. Она тревожила, ласкала, баюкала, заставляла слезы наворачиваться на глаза, а губы растягиваться в улыбке. Слушая эти волшебные завораживающие звуки, Амалия ощущала, как к горлу подступает комок. Невольно она вспомнила свой последний танец с Жюльеном на балу у Морнеев, его властную грацию и безупречное чувство музыки. «Бедный Жюльен, — подумала Амалия с грустью, — тебя бросили в реку словно ненужную вещь. Был ли ты жив в ту минуту и умер, захлебнувшись водой? А может, тебя сбросили уже мертвым, когда на твоем бледном окровавленном лице уже лежала печать смерти?»

Амалия поднялась из-за стола и, подобрав юбки, бросилась к лестнице, чтобы выбежать на улицу. Она слышала, как Роберт окликнул ее, но не оглянулась и не остановилась, продолжая шагать к морю. Песок забивался в туфли, прилипал к юбкам, но Амалия не обращала на это никакого внимания.

Прежде чем Роберт догнал ее, она услышала за спиной его быстрые шаги и скрип песка. Он не пытался остановить ее, а, соизмерив шаги, шел рядом. Амалия взглянула на Роберта и остановилась. Он темной тенью стоял рядом, и Амалия ощущала, как от него исходит тепло, как он сдерживает себя, чтобы не наброситься на нее. Она почувствовала, как замерло, а потом бешено заколотилось сердце, и все тело охватила противная дрожь. Амалия стиснула зубы, чтобы он не услышал, как они отбивают дробь. Она хотела прогнать его, но не смогла. В отеле по-прежнему играла музыка.

— Можно? — спросил Роберт мягким, успокаивающим голосом.

Он обнял ее за талию, привлек к себе, а потом начал двигаться плавным шагом вальса в такт долетавшей до них музыке. Они кружились по песку, кружились, как безумные, в гипнотическом сне, и морской ветерок играл ее юбками, поднимая их и опуская вновь навстречу волнам, которые, набегая, омывали ноги танцоров. Обласканные соленым бризом и ночной прохладой, они парили в полузабытьи, без прошлого и будущего, до той минуты, пока не смолкли волшебные звуки скрипки.

18.

Роберт не отпускал ее, словно танец еще продолжался. Он стоял неподвижно, потом медленно освободил свою руку из руки Амалии и опустил ее ей на талию.

— Амалия, mon coeur[20], — произнес Роберт одними губами, — прогони меня, если сможешь, если боишься, что я приношу тебе одни несчастья.

Он привлек ее послушное тело к себе и нагнулся, чтобы поцеловать. Амалия не только не протестовала, но жаждала этой минуты, как усталый путник в пустыне жаждет глотка чистой воды. Ее измученное ожиданием тело требовало ласки, и ему совершенно безразлично, кем был Роберт до встречи с ней и что мог совершить. Все было неважно, кроме одного: он, и только он, мог замедлить бег ее крови, погасить огонь страсти, сжигающий ее, унять дрожь в теле.

Его губы чуть обветрили и были слегка солеными, но как сладок оказался поцелуй! Амалия обхватила руками его шею и прижалась к нему всем телом. Она почувствовала, как кончик его языка скользит по ее губам, ища лазейку, в которую он мог бы проникнуть внутрь. Амалия приоткрыла губы, словно приглашая его, и он не преминул этим воспользоваться. Их языки сплелись в борьбе за пространство, а губы слились в сладком единении. Казалось, еще минута — и их души воспарят в едином порыве. Его объятия становились все сильнее, он сжимал ее стальными обручами рук, и Амалии это нравилось. Было хорошо, как никогда. Все вокруг стало расплываться, земля поплыла из-под ног, и Амалия поняла, что ничего не существует в мире, кроме ночи, моря и их двоих.

Она почувствовала, как рука Роберта дотронулась до ее груди, которая спелым персиком выскользнула из корсета. Роберт прикоснулся пальцем к затвердевшему соску, и Амалия почувствовала знакомое покалывание: желание разлилось по всему ее телу. Издав сладострастный стон, она прижалась к нему еще плотнее, запустила пальцы в нависшую над ней густую гриву, жесткие завитки волос, которые, казалось, сами тянулись к ее рукам, обвивались вокруг ее пальцев.

Роберт опустил ее на песок на колени и сам опустился рядом, чтобы расстегнуть пуговицы на ее платье и распустить шнурки на корсете. Она ощущала кожей теплый ночной воздух и жаркое дыхание Роберта, искала ртом его губы. На этот раз Амалия направляла его сама. Она подтянула голову Роберта к своей обнаженной груди и с игривой взбалмошностью опытной распутницы прижала его губы к своему подрагивающему от нетерпения соску, почувствовав влажный жар его губ и сладостную истому, скапливавшуюся около ее бедер. Чтобы удержать равновесие, Амалия ухватилась за его пояс, а потом сама не заметила, как ее рука оказалась на ширинке его брюк. Она настолько далеко зашла в своем распутстве, что нежно погладила вздыбившуюся под брюками плоть, а потом и взяла в руку.

Роберт прижался к ней, прерывисто дыша, и она опрокинулась назад, но он подхватил ее и бережно уложил на раскинувшиеся юбки. Отстегнутый кринолин валялся в стороне. Роберт закинул ее юбки, ища клапан в панталонах. Как только его рука коснулась ее влажной набухающей плоти, Амалия потеряла ощущение реальности, руки ее беспорядочно двигались, ища Роберта, хватая его и прижимая к себе.