Украденное счастье - [27]

Эльза оказалась права – он и впрямь был настоящим тигром, причем всегда голодным: набрасывался на меня, лишь только я входила в его квартиру. Бывало, что я иногда и не успевала пройти дальше прихожей – он прямо в коридоре стягивал с меня свитер, блузку, валил на пол, задирал юбку, стаскивал трусики. Все происходило на полу, в темноте и в тесноте, но ему, да и мне тоже, это нравилось, возбуждало… Мы все время что-то придумывали. Уезжали за город ночью, останавливались на шоссе – мимо проносились машины, освещали фарами, а мы занимались этим (у меня язык не поворачивается назвать это любовью), скулили, как животные, кусали друг друга и кричали, как орангутанги. Затем спускались к озеру, купались голышом и снова занимались сексом, доводя себя до исступления.

Наш бурный роман длился три месяца, а потом закончился так же неожиданно, как и начался. Я уже и не помню, как звали того тигра, что-то итальянское. Мы с ним почти не разговаривали… Как-то я попросила у него закурить – оказалось, он не курит. А я и не заметила.

Надо ли вспоминать об этом? Не стоит, наверное. Но ведь было!

После тигра появился другой, затем третий, четвертый… Один из них жил в Милане, я стала ездить туда, сначала тайком, под какими-то мнимыми предлогами, потом уже открыто. К тому моменту, когда Анжела закончила учебу в школе, я уже, можно сказать, поселилась в Милане, купила шикарную квартиру. Совсем бы туда перебралась, плевать мне, что там будут обо мне говорить в Лугано, да не хочется уезжать далеко от дочки. С тех пор как она подросла, вышла замуж и поселилась отдельно, мы с ней как-то особенно сблизились. Недавно читала в журнале, как многие женщины не могут смириться с тем, что у них взрослые дети, особенно дочери, – это, мол, старит. Глупости какие! Лично мне только приятно, что у меня такая взрослая и красивая дочь. Когда мы идем вместе по улице, заходим в магазины или болтаем в кафе, нас часто принимают за сестричек или подружек. Особенно когда она приезжает в Милан. Там большой город, никто никого не знает, не то, что в Лугано…

Анрэ, похоже, даже не замечает, что я теперь намного реже бываю в его доме. Сейчас я уже почти уверена, что он никогда меня и не любил. И вообще не знаю, любил ли он кого-нибудь в своей жизни? Мы дважды говорили об этом, и оба раза неудачно. Впервые это случилось в самом начале наших отношений, сразу же после той поездки к бабушке. Мы сидели в кафе, была такая романтичная обстановка, и я спросила Анрэ, любил ли он еще кого-нибудь, кроме меня. Ну, молодая я тогда была, дурочка наивная. Конечно же, ожидала услышать в ответ что-то вроде: «Ну что ты, милая! Никогда в жизни! Все женщины до тебя были так, от скуки. Никто из них не может сравниться с тобой!» Но вместо этого он вдруг начал рассказывать мне про какую-то русскую, которую звали Наташей и которая уехала к себе в Россию. Оказывается, у них даже ребенок был! Я тогда только рот раскрыла от удивления… И с тех пор недолюбливаю русских. А второй раз мы обсудили эту тему лет пятнадцать назад, когда я уже умом понимала, что между нами все кончено, но еще отчаянно сопротивлялась, пыталась бороться всеми силами… Тот разговор окончательно поставил точки над «i». Под моим напором Анрэ признался, что больше не любит меня и не испытывает ко мне никакого влечения. Я тогда от расстройства в запале выкрикнула: «Да ты вообще никого не любишь, кроме самого себя!» Анрэ даже обиделся и заявил, что он любит Анжелу. Мог бы и не говорить… Это и так видно невооруженным глазом. В дочке он просто души не чает. Обожает ее настолько, что я иногда даже ревную, честное слово! Хотя это и глупо – ну как можно ревновать к собственному ребенку его же отца!..

…В юности Софи Дзофф была хорошенькой и романтичной хохотушкой. Белокурая, с задорными карими глазами, роста – выше среднего; на правом плече родинка – как черная жемчужинка. Одевалась без особых ухищрений, и все ей шло. Наденет кофточку – кофточка подчеркнет ее грудь; наденет юбку – и юбка не скроет волнующих форм. Она рано созрела, и уже лет с пятнадцати каждый раз, когда шла по улице, мужчины провожали ее заинтересованными взглядами. Как все девушки на свете, Софи грезила о любви, романтических свиданиях, прогулках под луной, страстных признаниях и жарких объятиях. А ее пылкая натура не позволила этим мечтам долго оставаться просто мечтами. В девятнадцать лет она уже пережила настоящий роман – бурный и не слишком удачный. Ее избранник оказался обычным донжуаном и вскоре изменил ей со смазливой секретаршей ее отца. Софи случайно застала их в собственном же доме. Потом несостоявшийся жених чуть не на коленях умолял о прощении, сетовал, что это было лишь минутным увлечением, и клялся, что больше ничего подобного не повторится, но оскорбленная девушка не пожелала больше его видеть.

С Анрэ они познакомились на дне рождения Джины, подруги Софи. Отец Джины владел небольшой фирмой по производству рубашек, которые почему-то пользовались бешеным спросом у туристов, и был очень популярным человеком в городе. На празднование совершеннолетия дочери «короля рубашек» собрался почти весь цвет Лугано, от золотой молодежи до почтенных стариков. Был даже мэр, стареющий ловелас, в свои пятьдесят три года с удовольствием отплясывавший твист с подружками именинницы. Стоял июнь, было очень жарко. Старшее поколение расположилось в доме и на открытой веранде, молодежь веселилась в саду, где накрыли отдельный стол и устроили импровизированную площадку для танцев. Почти сразу же Софи обратила внимание на молодого мужчину с рыжеватыми усиками «а-ля Франсуа». В какой-то момент ей нестерпимо захотелось их потрогать. Позже, когда она это желание осуществила, усики и впрямь оказались приятными на ощупь. Более того, прикоснувшись к ним, девушка испытала ни с чем не сравнимое наслаждение. Уже потом, когда они были близки, она не удержалась, попробовала усы «на зуб». Ничего особенного. Но тогда, при первой встрече, казалось: зарыться в эти усики губами – и ничего больше не надо!