Украденная любовь - [13]

Докурив сигару, Киприан швырнул окурок за борт и тут же закурил следующую. В первое мгновение он чуть не закашлялся, однако новая затяжка принесла ему облегчение, смягчив легкое жжение в горле. Потом Киприан задумался о щепотке опиума, хранившейся у него в каюте, но горький опыт научил его, что за мгновениями блаженного дурмана, притуплявшего все чувства и приносившего успокоение, всегда следовала расплата. Этой ночью ему нужна ясная голова. Он должен быть собран и полностью готов к бою, как любое орудие его корабля, — тогда все пойдет как надо. У него еще будет время унестись в мир наркотических грез — через три дня, в день его рождения. В день, когда человек, зачавший его, отверг свою плоть и кровь.

Тьма сгущалась, наступала ночь. С запада надвигались тучи. Киприан не оставлял своего поста на палубе. Вот в дальнем конце улочки, спускавшейся к порту, замаячили огоньки двух фонарей — компания с «Леди Хэбертон» возвращалась, видимо решив не засиживаться за обедом, и Киприан переместился на бак, чтобы лучше видеть. Он без труда нашел взглядом мальчишку, которого слуга нес на руках. Что же с ним все-таки такое?

Швырнув окурок в воду, Киприан вгляделся пристальнее, нахмурив брови. Если мальчишка не поправится и так и не сможет снова ходить, его осложнит дело. Хотя… Из него получится отличный уличный попрошайка. Уж это наверняка уничтожит Хэбертона.

Стиснув зубы так, что на челюстях набухли желваки, Киприан на какое-то время унесся мыслями в прошлое. Он повидал нищих во всех портах мира. Жалкие отбросы общества, безрукие, безногие, слепые, покрытые отвратительными язвами, они шныряли, как крысы, в темных закоулках, рылись в мусорных кучах, пытаясь поддержать свою жалкую жизнь тем, что выкинули другие. Киприан и сам какое-то время просил милостыню, пока до него не дошло, что у воров жизнь куда более сытая, чем у нищих. Ради тоги, чтобы выжить, он готов был пойти на что угодно — и он выжил. Всем, что у него теперь было, он был обязан только самому себе — своей смелости, хитрости, изворотливости, и законный сынок Ллойда Хэбертона ничем не заслужил той форы, какую дала ему жизнь. Пусть теперь и он поборется за право жить на этом свете. И, придя к этому логическому заключению, Киприан тряхнул головой, решительно освобождаясь от невольно зародившегося в нем сочувствия к больному ребенку.

Элиза придерживала дверь, не давая ей закрыться, пока Роберт вносил Обри в каюту. Тот застыл на руках у слуги, словно каменный. Весело хохочущий мальчишка, какого она видела последние два дня, бесследно исчез. За обедом Агнес не преминула заметить, что Роберту гораздо легче было бы управляться с креслом на колесах, и Обри немедленно вспылил. Вечер был безнадежно испорчен, и все, не сговариваясь, решили уйти из гостиницы как можно скорее. Избавившись наконец от общества Обри, Элиза почувствовала огромное облегчение, однако ей совсем не улыбалось сидеть в тесной каюте вдвоем с Агнес. Та непременно начала бы нескончаемый монолог о своеволии и избалованности Обри, а также о необходимости строго следовать распоряжениям его отца. Обычно, когда Агнес начинала жаловаться подобным образом, Элизе приходилось напрягать всю свою волю, чтобы удержаться от резкого ответа, но сейчас она вовсе не была уверена, что сможет это сделать.

— Я немного побуду на палубе, — сказала она Клотильде. — Спускайся в каюту и позаботься об Агнес: Скоро я к вам присоединюсь.

— Но вам не следует находиться на палубе одной, мисс, — возразила горничная.

— Я уверена, что никакой опасности нет. Не правда ли, капитан?

— В общем-то нет, мисс. Я поставил вахтенного и велел убрать сходни, — подтвердил капитан.

— Вот видишь, — улыбнулась Элиза и погладила руку Клотильды. — Не волнуйся, Кло. Мне просто необходимо немного побыть одной.

Горничная ответила ей понимающим взглядом.

— Подальше от нее, верно? — заговорщически прошептала она и скрылась внизу.

Когда все наконец спустились и палубный люк был закрыт, Элиза без сил опустилась на ступеньки трапа, ведущего на полуют. Все шло не так, как она мечтала. Обри — несносный мальчишка, хотя может быть очень милым, когда захочет. Кузина Агнес, наверное, самая толстокожая и бесчувственная женщина на свете. Зачем она постоянно возвращается к одной и той же теме, прекрасно зная, как это действует на Обри? Элиза и сама ощущала горячее желание просто-напросто взять и выкинуть за борт это проклятое кресло на колесах, что ж тут говорить о мальчике, который провел в нем столько мучительных месяцев?

Стоя на палубе, девушка задумчиво смотрела в темноту перед собой и вдруг увидела маленький красный огонек, ярко вспыхнувший и тут же потускневший. Приглядевшись внимательнее, она различила очертания соседнего корабля, темной громадой высившегося рядом с «Леди Хэбертон». Этот корабль называется «Хамелеон», вспомнила она. На корме его висел фонарь, да еще откуда-то с нижней палубы пробивался слабый свет, но большая часть судна была погружена во мрак. Только вот эта крошечная красная искра… Наверное, кто-то курит на палубе, решила Элиза. Может быть, вахтенный? А что, если он наблюдает за ней?