Уклоны, загибы и задвиги в русском движении - [3]
Основную новацию НОРНЫ авторы видят в разработке конкретной программы национальной русской революции: что и как делать. У других национал-патриотов они этого не находят, в чём и полагают своё преимущество.
Правда, тут же следует принцип самоограничения наших пламенных революционеров: «мы боремся за умы, мы действуем информационными методами, а не силовыми», «мы не совершим уголовных преступлений». Здесь, прямо скажем, нового мало, ведь мы все только этим и занимаемся. Тем не менее, вся группа строго законспирирована, в лучшем случае действует под никами (псевдонимами), а то и вовсе анонимно. Кроме профессора Хомякова я, например, не знаю по его настоящему имени никого из «Северного Братства».
К чему такая конспирация, что так тщательно скрывают анонимные братья? Подозреваю, что собственную малочисленность, сугубую виртуальность и выработанную Интернетом привычку к анонимному, а значит безнаказанному, хамству. Да и помним мы, конечно, завещание Великого Инквизитора из «Братьев Карамазовых», наказавшего таким вот секретным властолюбивым братствам искать опору в тайне и авторитете.
Ну вот: авторитет найден, тайна создана, вперёд, товарищи!
КОМУ ОНИ ГОВОРЯТ
Адресат НОРНЫ честно указан в «Вводных замечаниях»:
«Кто эти читатели? Русские люди средних лет. Социально состоявшиеся — средние бизнесмены, умудряющиеся выживать в диких российских условиях, специалисты и мастера своего дела (высшей, но отнюдь не только высшей, квалификации), умудряющиеся сохранить свой статус при нынешней тотальной деградации и одичании, ответственные (а такие тоже есть) деятели муниципалитетов в российской глубинке, умудряющиеся не развалить вверенное им хозяйство. И им подобные “крепкие, честные и достойные“ русские мужчины и женщины. Которые, строго говоря, не бедствуют, но которые при этом хотят жить, а не выживать, как это они вынуждены делать сегодня. И при всём при том, это люди общественно активные, думающие, размышляющие, читающие. А многие из них идущие ещё дальше, и к общественной активности прибавляющие активность политическую. Разумеется, наши читатели люди, как минимум, не равнодушные к очевидным национальным проблемам русского народа. А иные, более того, готовы бороться, или даже борются за интересы Русского Дела. Короче, это русский средний класс».
В другом месте НОРНА определяет средний класс как совокупность, куда входят «вожаки», «лидеры», «мастера», «ответственные исполнители», «креативщики» и т. д. и т. п. («Необходимое разъяснение № 1»). Что сразу же вызывает недоумение: вожак, руководитель это, явно, представитель высшего, а никакого не среднего класса. Кто — над вожаком? Один господь бог…
А потом вдруг появляется и вовсе малопонятное: «нижний (!) средний класс», которого, оказывается «от простонародья отделяет не только и не столько уровень доходов, а менталитет» («Необходимое разъяснение № 2»).
Такое странное словоупотребление, где высшее, среднее и нижнее подменяет друг друга, по-дилетантски произвольно и расходится с общеупотребительным в социологии смыслом[2]. В особенности ещё и потому, что социолог не имеет права использовать неформальный критерий при определении социальной группы, иначе он тут же потеряет предмет разговора. А НОРНА, говоря о среднем классе, как раз-таки делает акцент на неформальных свойствах входящих в эту группу особей. Условно говоря, талантливый и энергичный руководитель попадает у них в данную категорию, а занимающий ту же должность и имеющий тот же оклад ленивый бездарь — нет. Или ещё того чище: «И чиновный рэкетир, и спекулянт, и гаишник и палач могут быть “мастерами и организаторами своего дела”. Но это мастерство не делает их представителями среднего класса» (там же). Как если бы членство в среднем классе было строго индивидуальным и определялось не профессиональной номенклатурой и уровнем достатка, а врождёнными достоинствами и исключительно благородным и творческим целеполаганием. Понятно, что при таком подходе всякие границы группы исчезают и становится невозможно ответить даже на элементарный вопрос о её численности. Мало того, вопрос о принадлежности конкретной личности к среднему классу придётся решать каждый раз персонально, заглядывая ей в душу, да поглубже. Бред, увы! В настоящей социологии подобные терминологические задачи решаются строго обратным методом.
Поиск общественного идеала, как видим, привёл НОРНУ к утопии («средний класс — все лучшие люди всех сословий»). Описанная ею неформальная группа существует при этом в действительности и имеет своё название: биосоциальная элита общества. Этому интересному и важному явлению я посвятил специальную главу «Этнос и социум» в книге «Этнос и нация» (М., «Книжный мир», 2007). Но при чём тут средний класс? — это совсем другое.
Как всегда, когда профессор Хомяков вторгается в область чужих для него, не проходившихся им специально наук, он начинает фантазировать, вкладывая в общеупотребительные термины и понятия свой собственный, весьма иной смысл. Но ведь, дорогой читатель, этак можно весь словарь переписать и творить потом на собственном языке, которого никто, кроме вас, понимать не будет. Точнее, будут понимать всё шиворот-навыворот, ибо слова вы используете те же, а смысл вкладываете другой. (Представьте себе текстик: «Прошмандовки, суки позорные!». А оказывается, надо читать: «Знатные передовицы производства»!) Уж будьте любезны писать на общепринятом языке, пользоваться общепринятыми понятиями…
