Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939 - [261]
В качестве альтернативы и антитезы двухсторонним соглашениям с агрессорами Черчилль предлагал создание «Великого альянса» — союза России, Англии и Франции. По его мнению, в современных условиях «оборона тех или иных районов не может быть обеспечена только местными условиями». Он настаивал на необходимости учета «огромного баланса всего фронта военных действий», что в корне расходилось с азами внешнеполитической парадигмы нового премьера. Правы были родственники Невилла, утверждая, что он не подходит для политика мирового масштаба. Занимая подобное положение, приходится мыслить планетарными категориями и вневременными критериями. Чемберлен же состоялся как личность в бизнесе, пришел в политику из торговли и воспринимал управление государством, как управление коммерческим предприятием. Опираясь на свой опыт коммерсанта, он верил в разумный подход, компромисс и то, что всегда есть возможность прийти к согласию, — вопрос лишь во взаимных уступках и цене. Глав государств, с которыми ему пришлось выстраивать отношения, он воспринимал не как диктаторов и вершителей судеб миллионов людей, а как бизнесменов. «У него было свое законченное мнение обо всех политических деятелях того времени в Англии и в других странах, и он считал, что может иметь дело с любым из них», — недоумевал Черчилль[2190], неоднократно заявляя, что люди, с которыми пытался договориться Чемберлен, не понимают ни чести, ни уступок; принципиальным для них является достижение цели, и неважно, какими средствами. Чемберлен с его «ограниченным кругозором и неопытностью в европейских делах оказался настолько самодовольным»[2191], что напрочь отмахнулся от предостережения Черчилля: «Реальность гораздо объемнее и сложнее, чем любые из ходов на шахматной доске дипломатии»[2192]. «Мистер Чемберлен, похоже, не понимает, в насколько злобном мире мы живем», — возмущался Уинстон[2193]. Находясь не в лучшем настроении, он назовет нового премьера «муниципальным клерком, наблюдающим за европейской обстановкой не с того конца водосточной трубы»[2194], а в другой раз добавит: «В глубине безликой душонки Невилла нет ничего, кроме низкой и подлой капитуляции»[2195].
В таких условиях и с таким мнением Черчиллю пришлось искать себе место под палящим солнцем изоляции, непонимания и одиночества. «Я пойду своим путем и буду действовать независимо в борьбе за безопасность нашей страны и всей цивилизации», — обозначит он собственную линию поведения в сложившихся обстоятельствах[2196]. Главным же козырем в своей колоде он выберет общественную популярность. Почти сорок лет в политике, почти двадцать опубликованных сочинений, почти десять возглавляемых министерств и ведомств. Для широких масс Черчилль по-прежнему был влиятельной фигурой и представителем истеблишмента. В ноябре 1937 года его пригласили выступить на книжной ярмарке, организованной Sunday Times и Национальным книжным советом. В своем выступлении на открытии выставки он сказал, что «основная миссия торговли книгами заключается в распространении непредвзятых и объективных знаний». По его мнению, «нет ничего хуже, чем вводить в литературу элементы тоталитаризма». «Слава литературы в ее разнообразии», — заявил он, призвав читателей воспротивиться литературе «приукрашенных фактов и тщательно отобранной статистики». «Автор, — утверждал британский политик, который сам сделал свое состояние на литературном труде, — является источником постоянно расширяющегося потока интеллектуальной и коммерческой активности. По этой причине авторы высоко желанные граждане, их следует холить, почитать и в значительной степени награждать»[2197].
Помимо знакомства публики со своим мнением относительно книг, не забывал Черчилль и о нависшей над Англией внешнеполитической угрозе. Последняя тем временем становилась все более явной. Новый, 1938 год принес Европе очередные неприятные сюрпризы.
Хотя термин «сюрпризы» в этом контексте не совсем уместен. Ничего неожиданного в том, что произошло в 1938 году, не было, если внимательно посмотреть на события двадцатилетней давности, когда в результате заключения Сен-Жерменского и Трианон-ского договоров было осуществлено разделение Австро-Венгрии на независимые национальные государства. На тот момент, указывал Черчилль, считалось «либеральным политическим курсом» поддерживать стремление входящих во вновь образованные государства народы «вырваться из рамок империи». Но ошибка этого подхода состояла в том, что ни один из этих народов «не обладал достаточной силой или жизнеспособностью для противостояния давлению» извне. В итоге дух сепаратизма привел к тому, что каждая провинция империи Габсбургов заплатила за свою независимость «такими мучениями, которые у древних поэтов и богословов считались уделом лишь обреченных на вечное проклятие»
