Уилли - [117]

Моэм, на удивление, поправился очень скоро, и уже в мае принимал у себя племянника Робина вместе с его другом Дереком Пирлом. Правда, они остановились не на вилле, как раньше, а в ближайшем отеле. Писатель встретил их приветствием: «Алан! К нам пожаловали два очаровательных молодых человека». За обедом он был внимателен к Пирлу, всячески заботясь о том, чтобы тот чувствовал себя в гостях уютно. Было совершенно очевидно, что память отказывалась подчиняться ему и он почти ничего не слышал. Вдруг он попросил Алана Серла принести знак, врученный ему Гейдельбергским университетом. Пирл вспоминал: «Он стоял улыбаясь, старый ребенок с медальоном в руке… Я впервые оказался у него в доме и очень волновался; к тому же я столько наслушался о приступах раздражительности старого хозяина виллы. Однако когда я увидел очень маленького семенящего старичка, довольно сентиментального, который часто впадал в забытье, с медальоном и лентой в руках, мое волнение быстро прошло».

Когда Моэм сел и на минуту задумался, Серл попросил Пирла подойти и поговорить с Моэмом, потому что тому ужасно не нравилось оставаться одному. «Я подошел к нему, — вспоминал Пирл, — не зная, какой задать вопрос, чтобы разрядить возникшее неловкое молчание. Я подсел к писателю и спросил: „Скажите, сэр, какое самое яркое впечатление осталось у вас в памяти?“. „Я н-не могу вспомнить н-ни об одном“, — промолвил он». Когда Пирл похвалил сад, писатель ответил, что, к сожалению, он не имеет возможности теперь видеть его. Прощаясь, Моэм пожал обоим руки и напутствовал их: «Было очень любезно с вашей стороны навестить меня. Будьте счастливы, если это только еще возможно в наши дни».

В декабре 1964 года Серл признался Патрику Кинроссу: «Мы ведем затворническую жизнь: гостей мало, и мы редко куда-нибудь выбираемся. Последний раз мне удалось побыть одному два года назад. Признаюсь честно, я так хочу наконец обрести свободу». Тем не менее, он продолжал заботиться о старом друге так же внимательно, как и прежде. В сентябре Серл по секрету сообщил журналисту Майклу Мойнихэму: «Он хочет умереть. Врач навещает его каждый день; его тело в прекрасном состоянии, он абсолютно здоров физически и не страдает отсутствием аппетита. Курс лечения [Ниханса] дал силу его телу, но не разуму».

Серл сообщил Мойнихэму, что каждую неделю Моэм продолжает получать от 300 до 400 писем, на каждое из которых он отвечает теперь одним из пяти стандартных ответов. Правда, посещения друзей часто превращаются в пытку: «Недавно приезжал Ноэл Коуард и Дэвид Нивен. Ноэл — давний друг Сомерсета. Разговора между ними не получилось. На прошлой неделе три пятиклассника из Королевской школы, отдыхавшие в Болье-сюр-Мер, посетили виллу, чтобы засвидетельствовать уважение. Им удалось лишь пожать ему руку».

Коуард, который стал понемногу отходить после гнева, охватившего его в связи с публикацией книги «Оглядываясь назад», в своем дневнике писал о томящей его грусти после посещения Моэма, потому что «тот был жалок и трогателен в своей благодарности. Бедолага доживает последние дни в полном отчаянии и преследуемый кошмарами. Он полностью утратил способность к общению и знает, что потерял контроль над своим разумом». После встречи с писателем Джордж Райлэндс вспоминал, что во время посещения им Моэма тому показалось, будто кто-то стоит за его спиной и собирается вонзить ему в спину нож и что Алан хочет оставить его.

Когда один из старых друзей писателя, Раймонд Мортимер, остановился на соседней вилле «Фиорентина», Моэм, к ужасу всех окружающих, выразил желание увидеться с ним. При встрече Моэм не узнал Мортимера и, сидя за столом, все время пытался взять фарфоровые груши, украшавшие стоящее на столе блюдо.

К концу ноября состояние здоровья Моэма ухудшилось настолько, что ведение всех дел было официально передано в руки Серла. Десятого декабря Моэм споткнулся о ковер и упал, получив при падении ссадину от удара об угол стола. Тотчас же был приглашен доктор Розанов, который наложил на рану повязку. Но как только Розанов уехал, Моэм, как ребенок, сорвал повязку, еще более травмировав рану. Когда он встал среди ночи, он снова споткнулся и ударился головой об угол камина. Этот удар, очевидно, вернул ему ощущение реальности. Полагая, что он приехал из какого-то долгого и непонятно куда путешествия, он сказал Серлу: «Я ищу тебя уже два с половиной года. Нам нужно о многом поговорить. Я хочу поблагодарить тебя и сказать: „Прощай!“»

Вскоре после произнесения этих слов он потерял сознание и был срочно доставлен в ближайшую больницу, где врачи определили, что с ним случился удар. Розанов пригласил на консилиум специалиста по сердечно-сосудистым заболеваниям и невропатолога, которые заключили, что спазм сосудов мозга во многих местах привел к их закупорке. Он был помещен в кислородную камеру. Розанов отмечал, что «силы покидали его, но тело боролось изо всех сил».

Четырнадцатого декабря состояние Моэма улучшилось: температура спала до нормальной и произошел отток крови от легких. Тем не менее Розанов, отвечая на вопросы назойливых журналистов, заявил, что только чудо может спасти писателя. Сознавая неизбежный исход, Серл заявил представителям прессы, что он перевозит Моэма на виллу «Мореск», потому что писатель всегда хотел умереть в своем доме. Однако Розанов решительно воспротивился этому и настоял, чтобы Моэм пока оставался в больнице, а если его положение станет безнадежным, то его увезут умирать домой.