Уик-энд с Остерманом - [55]

— Черт возьми, какое совпадение!

— Да послушайте, знай я что-то, я сказал бы вам об этом уже несколько часов назад! И не впутывал бы свою жену. Ради Христа, пошевелите мозгами!

Маккалиф вопросительно посмотрел на него. Таннер продолжал давить:

— Как это случилось? Где они? Что говорят?

— Их отвезли в больницу Ридж-парк. Выйдут оттуда, самое раннее, завтра утром.

— Вам следовало переговорить с ними.

Маккалиф рассказал, что, по словам Тремьяна, они проехали по Орчард-драйв меньше полумили, когда увидели на обочине красный стоп-сигнал, а затем и стоящую машину. Их остановил хорошо одетый человек, который показался обитателем Сэддл-Уолли. Однако он был не отсюда, а возвращался от друзей к себе в Ветчестер. Что-то приключилось с двигателем машины. Тремьян предложил подвезти незнакомца обратно к дому его друзей. Тот согласился.

Это последнее, что Тремьян и женщины запомнили. Кардоне и так был в отключке.

На полу машины Тремьяна, стоявшей у заброшенного вокзала, полиция нашла аэрозольный баллончик без маркировки. Осмотрят лишь утром, но Маккалиф не сомневается, что в нем эфир.

— Должно быть, тут есть связь с происшествием в среду, — сказал Таннер.

— Это не подлежит сомнению. Кто-то отлично осведомлен, что район вокруг старого вокзала совсем заброшен. А может быть, читал газеты или слышал о происшествии в среду.

— Я тоже так считаю. Они были ограблены?

— Деньги, бумажники, драгоценности — все цело. Правда, Тремьян говорит, что из пиджака пропали какие-то бумаги. И очень обеспокоен этим.

— Бумаги? — Таннер вспомнил: юрист упоминал, что оставил какие-то записи в пиджаке. Записи, которые могут понадобиться. — Он говорил, что это за бумаги?

— Косвенным образом. Он был просто в истерике — так что не стоит обращать внимания. Все повторял слово «Цюрих».

У Джона перехватило дыхание, а затем, что уже стало входить в привычку, он напряг мышцы брюшного пресса, чтобы справиться с нервами. Это похоже на Тремьяна — явиться с зафиксированными на бумаге данными по счетам в Цюрихе.

Маккалиф уловил реакцию Таннера:

— Слово «Цюрих» для вас что-то значит?

— Нет. С чего бы это?

— Вы всегда отвечаете вопросом на вопрос?

— Надеюсь, я не оскорблю вас, если осведомлюсь: вопрос задан мне в официальном порядке?

— Именно так.

— В таком случае — нет. Слово «Цюрих» ничего не значит для меня. И представить не могу, почему он его произнес. Правда, юридическая фирма Тремьяна имеет международные связи.

Маккалиф и не пытался скрыть, как он разгневан:

— Я не понимаю, что тут происходит, но вот что я вам скажу! Я опытный полицейский офицер, а ребята у меня — лучшие из всех, что только могут быть. И когда я брался за эту работу, то дал слово, что город у меня станет чистым. И слово свое я сдержу.

Таннер устал от него:

— Не сомневаюсь, капитан. Я уверен, что вы всегда отвечаете за свои слова, — он повернулся и отправился домой.

Настала очередь Маккалифа поразиться. Подозреваемый уходил как ни в чем не бывало, а глава полиции Сэддл-Уолли ничего не мог поделать.

Стоя на крыльце, Таннер проводил взглядом машину Маккалифа. Небо просветлело, но солнце еще не взошло. Из низких облаков вот-вот мог хлынуть дождь, но вряд ли надолго.

Соглашения больше не существовало. Контракт между Джоном Таннером и Лоренсом Фассетом расторгнут.

Ибо на поверку все заверения Фассета оказались фальшивыми. «Омега», как оказалось, — не только Тремьяны, Кардоне и Остерманы. Уик-энд завершен, но она по-прежнему дает о себе знать.

Он был согласен играть по правилам Фассета, вернее, должен, но лишь пока в число остальных игроков входили те, кого он знал.

Теперь с этим покончено.

Теперь появился кто-то еще — человек, который ранним утром может остановить машину на пустынной темной дороге и сеет за собой ужас.

Кто-то неизвестный. А кто — понять он не мог.

Таннер собрался в лес лишь около полудня. Остерманы решили не подниматься с постели до половины двенадцатого и, сославшись на это, он уговорил и Элис отдохнуть как следует. Все они измотались до предела. Только дети у телевизора в кабинете как ни в чем не бывало наслаждались утренними мультиками.

* * *

Он лениво двинулся вдоль бассейна, захватив шесть клюшек для гольфа. Тем самым он хотел дать понять, что собирается попрактиковаться в боковых ударах, но на самом деле внимательно наблюдал за окнами тыльной части дома: двумя в комнатах детей и в верхней ванной.

Оказавшись на опушке леса, он остановился и закурил.

Никого. Не шелохнулась ни одна веточка, стояла полная тишина. Таннер негромко заговорил:

— Я хотел бы встретиться с Фассетом. Ответьте, пожалуйста. Это очень важно.

При этих словах он взмахнул клюшкой:

— Повторяю! Я спешно должен поговорить с Фассетом! Объявитесь кто-нибудь!

По-прежнему молчание.

Повернувшись, Таннер сделал какой-то неопределенный жест и двинулся в лес. Углубившись в него, он пустил в ход локти, раздвигая ветки. Он шел к тому дереву, под которым Дженкинс прятал рацию.

Никого!

Он двинулся на север, нарочно стараясь как можно громче шуметь. Наконец вышел к дороге.

Никого не было! Его дом никто не охранял!

Никого!

Люди Фассета ушли!

Выскочив на опушку, он бросился к дороге, не спуская глаз с окон своего дома.