Уходи с ним - [8]

– А долго он будет спать? – спросила она.

– Несколько часов. Может, ночью ненадолго проснется.

– Я спрашиваю про день.

– Нет, врачи скоро уменьшат дозу седативных препаратов.

– Седативных?

– Такие лекарства, чтобы он спал, из-за боли.

– Ему больно?

– Возможно. Лучше он сам скажет, когда придет в себя.

– А он правда очнется?

– Мы все сделаем, чтобы очнулся.

– Я смогу еще прийти?

– Конечно. Хотите макарони? – спросила я, протягивая ей коробку.

– Нет, спасибо, я не хочу есть. И потом, его шеф ждет меня.

– А ваши родители не приехали?

– У нас нет родителей. Обо мне заботится Ромео, – она немного помолчала. – Он сможет снова ходить?

– Слишком рано об этом говорить. Не торопитесь, ему предстоит еще долго лежать, знаете ли. Придется вам как-то устраиваться, он не скоро вернется домой. У вас уже есть какие-то варианты?

– Что-нибудь придумаю. Но я имела в виду, с ним все очень серьезно?

– Да. Не стану вас обманывать, что это пустяки. Это серьезно, но могло обернуться куда хуже.

– Он действительно мог умереть?

– Упав с восьмого этажа? Конечно. Его спасли деревья.

– Но, м-м-м, он сейчас такой… вообще ни на что не похож. Это тоже пройдет?

– Да, отек спадает, кожа заживает, кровоподтеки рассасываются, лицо становится розовым. Конечно, останутся несколько шрамов, но черты лица не изменятся. У вас есть его фотография?

– Да, в тетради для домашних заданий.

– Если вы не против, мне бы хотелось взглянуть.

– Только верните.

– Разумеется.

Она роется в своем плохо уложенном рюкзаке, открывает тетрадь, достает фотографию и, поджав губы, дрожащими руками протягивает ее мне. Она тоже старается, как может, сдерживать чувства.

Я внимательно вглядываюсь в изображение. И верно, его невозможно узнать. Я понимаю смятение девочки. Он прижимает ее к себе, обвив руками, оба улыбаются фотографу. Он не очень высокий, но крепкий и мускулистый, он внушает доверие. Сестра выглядит такой хрупкой в его объятиях. У него широкий лоб, большие глаза, едва заметные брови. Малышом он наверняка был блондином. Квадратная челюсть и невероятно широкая шея. Очень короткие, по-военному подстриженные волосы. У него чудесная улыбка. Чувствуется, что на этой фотографии он счастлив. Тем разительнее для меня контраст.

– Обещаю, что он станет совершенно таким же, – с уверенностью говорю я.

Никакой уверенности я не испытываю, но можно же слегка подправить действительность, когда она слишком неприглядна. И потом, кто знает, может, он и впрямь вновь обретет те же черты, что на фотографии. Пусть лучше сестра цепляется за эту надежду, чем впадает в тоску, представляя себе нечто обратное.

– Чем ему можно помочь?

– В моих силах только выполнять свою работу как можно лучше. А вы будьте рядом, чтобы подбадривать его. Ему сейчас нелегко.

– Когда я могу снова прийти?

– Когда захотите.

– Разве у вас нет расписания?

– Не для вас.

А потом она уходит, не добавив ни слова, так же бесшумно, как появилась в кабинете, так же молча, как сидела рядом с братом. Кажется, что, перемещаясь, она не касается земли. Не знаю, то ли у этой девочки такой сдержанный характер, то ли она в состоянии шока, но она идет вдоль стен, словно боится потерять опору и упасть. Мне делается не по себе.

Гийом тоже наблюдал за ее неуверенной походкой, прежде чем взглянуть нам в глаза – мне и моей растерянности.

– Что еще ты можешь поделать? Он же не по твоей вине разбился.

– И все равно у меня тяжело на душе.

– Твоя тяжесть на душе ничего не изменит.

– Она совсем юная, и кроме него у нее никого нет.

– Так забери ее к себе.

– Ты же знаешь Лорана!

– У тебя есть другие предложения?

– Думаю, у кого-нибудь такие предложения есть.

– Значит, дальнейшее от тебя не зависит. Ну и хватит переживать. Что до ее брата, делай свое дело, а волнения прибереги для чего-нибудь позитивного, самоедство до добра не доводит.

– Ты прав.

– Я всегда прав.

Оставляю его в этой убежденности, но Гийом набит противоречиями. Ему нравится думать, будто он всегда прав и следует верной дорогой. Даже если эта дорога не всегда ведет туда, куда он хочет, он, по крайней мере, продвигается вперед.

Дорогой Ты,

ты лежал среди всяких вещей, которые я запихала в рюкзак, прежде чем выйти из квартиры. Как хорошо, что ты здесь, иначе мне было бы слишком одиноко сегодня вечером. Я позвонила Шарлотте, но чем она может помочь, кроме как сказать, чтоб я звонила в любое время, если она мне понадобится.

Черт! Дерьмо! Мой брат! Я знаю, что это он, потому что видела татуировку у него на плече. Большое V и три маленьких цветочка вокруг. Он ее сделал два года назад, когда мы поругались и я начала в нем сомневаться, боялась, что он уйдет и забудет меня. Но если б не тату… Мне могли б подсунуть кого угодно. «Здравствуйте, мадемуазель, вот ваш брат», вот что они могли бы сказать, усаживая рядом с перебинтованной мумией.

Да здравствуют татуировки!

Может, после всей этой истории он согласится, чтоб и я себе сделала. А что, ведь правда, это может оказать полезным, если в один прекрасный день я окажусь в таком же состоянии.

Его шеф, которого я вижу раз в год на праздновании Рождества в пожарной части, ждал меня у входа в коллеж. Моих подружек очень заинтересовало, что происходит. Я получила как минимум дюжину эсэмэс, пока он объяснял мне, что везет меня в больницу, потому что с Ромео произошел несчастный случай. Поэтому он вчера вечером и не позвонил. Пока мой брат был в больнице между жизнью и смертью, я спокойно лопала чипсы и смотрела «Анатомию страсти». Вот козлы, могли бы и позвонить. Ну вообще-то, зря я на них злюсь, им там было чем заняться, в больнице, кроме как меня предупреждать.