Уходи с ним - [3]

Первый вопрос, который я задаю коллегам на передаче смены, – тут ли еще мужчина, который искал Жозиану?

Он еще тут.

Мое любопытство вне опасности. Немного везения, и оно будет удовлетворено.

Он пришел в себя и больше не поминает никакую Жозиану.

Вот черт.

Ничего, я его допеку. Коллеги не всегда понимают, почему я трачу время на подобные мелочи, но пациент мне интересен во всех своих проявлениях. Мы лечим тело, в котором обретается душа. Если ее мучают какие-то мысли, как можно помочь телу?

Зато он больше не пытается выпрыгнуть из кровати, и это скорее добрый знак. Нам не придется его привязывать. Ночью привезли тяжелый случай. Молодой парень двадцати пяти лет в паршивом состоянии. Пожарный при исполнении, падение с восьмого этажа. Сейчас они пытаются в операционной спасти его руку. Бокс готов, мы его ждем. Теперь все зависит от сноровки хирургов. Иногда им удается сотворить чудо. Там в бригаде есть один такой, доктор Мерлин. Настоящий маг и волшебник. Если сегодня оперирует он, пациент может выпутаться и остаться с обеими руками. Однажды за кофе этот самый Мерлин рассказал, что ребенком увлекался моделированием, целыми днями собирая из крошечных деталей самолетики, и ни разу не сдался, пока те не начинали летать. Наверно, происходящее в операционной он тоже воспринимает как личный вызов. Медсестры, которые работают с ним, говорят, что лучше сходить пописать до того, как он приступит к делу, потому что, включившись, он не смотрит на часы и требует, чтобы бригада в полном составе ежесекундно была под рукой, – не ждать же ему, если потребуется инструмент.

Поскольку новый пациент еще не доставлен, я присаживаюсь около маленького старичка и спрашиваю, удалось ли ему повидать Жозиану.

– Нет конечно.

– Почему «конечно»?

– Она ж умерла.

– А кто была Жозиана?

Он на мгновение возводит глаза к небу, будто размышляя.

– На потолке сыр, – говорит он несколько секунд спустя.

– Правда?

– Да, надо убавить отопление, а то он растает.

– Сейчас сделаю.

Я выхожу из палаты, говоря себе, что загадку Жозианы разрешить мне не суждено. В реанимации мы к такому привыкли. От мощных болеутоляющих они иногда розовых слонов видят. И все равно, прошлой ночью у него текли слезы. Что ж, пусть так: он унесет с собой Жозиану, которая останется его личной собственностью.

Если он раньше здесь не спечется. Действительно, пойду убавлю отопление.

Когда я захожу в комнату отдыха, мой коллега напевает «Что остается от нашей любви»[4]. Он достал металлическую коробку и объявляет, завидев меня:

– Я попробовал сделать макарони[5].

– Шутишь?

– Нет, а что?

– А то, что я их обожаю. С каким вкусом?

– Малиновым.

– Сколько смен я должна за тебя оттрубить?

– Чего?

– Ну, должен же ты что-нибудь с меня получить за такое удовольствие, а раз уж ты младше меня на двенадцать лет, вряд ли это будет иметь отношение к моему телу.

– Не считая запретов, налагаемых законом, возраст не является элементом уравнения, описывающего телесную привлекательность.

– И как оно выглядит, это уравнение?

– Целая программа. А где здесь кондитерские изделия?

– Кондитерским изделиям нет места в уравнении желания, но они весьма полезны на этапе реализации.

– Желание + кондитерские изделия = переход к действию?

– Кроме как с тобой, – заявляет Гийом с раздосадованным видом, и секунду спустя добавляет: – Я шучу, Я ШУЧУ! Просто хотел доставить тебе удовольствие. Кстати, жаль, что ты скоро от нас уходишь.

– Я просто поднимусь на несколько этажей, в травматологию. Все равно по соседству.

– Да, но вместе мы работать уже не будем.

– Увидимся, когда будем обмениваться пациентами.

– Девочки из операционной звонили. Он будет через час.

– Есть время распробовать парочку твоих макарони…

– Как дела у пациента из третьей?

– Видит сыр на потолке.

– Неудивительно. С тех пор, как они установили эти накладные потолки с дырчатыми плитками, пациенты чего только в них не видели.

– И я так никогда и не узнаю, кто такая Жозиана.

– Это так уж важно?

– Нет.

Поклонник Жозианы спит как младенец. Гийом занял пост у лифта, чтобы придержать двери санитарам с носилками. Я жду в коридоре. И продолжаю думать о том, что он сказал мне о несущественности разницы в возрасте, когда речь идет о телесном притяжении. Умеет он бросить пару важных фраз в тот момент, когда у него есть возможность смыться и оставить адресата самому разбираться с их значением.

Некоторое время я пребываю в замешательстве. Гийом – замечательный парень.

Раненый в паршивом состоянии, но обе руки при нем. Доктор Мерлин в очередной раз умудрился починить одну из своих моделек. Вот только эта полетела еще до того, как он ее построил.

Ну вот, помяни черта…

Хирург приближается к нам; маска болтается на шее, операционная шапочка все еще на голове. Он нервно размахивает руками, указывая на пациента, и наконец наставляет на него палец.

– За этим будете следить, как за молоком на огне, не для того я столько времени корпел над его рукой, чтобы через три недели ампутировать ее из-за какой-нибудь дурацкой инфекции.

– Сложно было? – спрашивает Гийом.

– Думаю, это мой самый удачный случай. Если рука уцелеет, я отгрохаю такую статью в американский журнал по травматологии, – отвечает Мерлин с улыбкой истинного хирурга.