Уход Мистлера - [24]
Он снял руку с ее плеча, расстегнул нижние пуговицы платья на спине, запустил ладонь между ягодицами и ждал. И ожидание оправдалось — он почувствовал, как она вся так и заерзала, так и подалась навстречу ему.
Ты мой гид, хрипло простонала она, всегда держи меня вот так. Не теряй!
С владельцем ресторана она разговаривала на итальянском — как показалось Мистлеру, довольно неэлегантном и примитивном. Когда они вернулись в гостиницу, она попросила Мистлера «взять» ее прямо на полу. На следующий день она, хоть никто и не просил ее об этом, сделала ему минет — и не где-нибудь, а в зеленом лакированном зале Ка Реццонико, пользуясь тем, что там в тот момент не оказалось других туристов. Смотрительница, девушка в очках с толстыми стеклами, сидела на складном стульчике за дверью и читала «Огги»[18].
Фантазии и сексуальный аппетит Лины казались Мистлеру просто ненасытными, более того, просто непристойными — впрочем, то были ее фантазии, не его. Его раздирали противоречивые чувства — восторга и упоения во время любовных утех (ему не хотелось, а возможно, он просто был не способен противостоять этим навязываемым на каждом шагу утехам, разнообразие которых не переставало удивлять); и в то же время, глядя на сплетение двух тел как бы со стороны, он испытывал отвращение. Вопросы, которые он при этом задавал сам себе, казались глупыми. С момента их первого совокупления он переступил порог любопытства и острого желания — произошло это во время эксцентричной попытки кормления грудью, — почему он использует или разрешает использовать ей свое тело для таких оскорбительных и странных действий? И еще она всегда поднимала при этом такой страшный шум, как ни одна из известных ему женщин. Неужели все эти визги и крики вызывали у нее еще один оргазм, добавляли наслаждения, по мере того как он внедрялся в нее все глубже и глубже? Почему он с такой охотой согласился платить эту цену?
По краям на обеих раковинах были разбросаны ее зубные щетки, тюбик пасты, расчески. А когда она чистила зубы, то оставляла комки этой пасты, иногда смешанные с кусочками пищи, на блестящей поверхности. Повесила над биде резиновый мешочек с отходящей от него трубочкой — некое подобие клизмы или душа, — хотя он никак не мог понять, зачем ей все это, ведь она наверняка принимает противозачаточные таблетки.
Во время любовных игрищ они срывали с себя одежду, и она беспорядочной кучей высилась на полу. У нее не было ни единого предмета туалета, который бы ему нравился или же мог пробудить сентиментальное чувство сродни нежности или жалости к девушке, которая так и не научилась одеваться. Или же которая просто не могла позволить себе купить все, что хотелось. Впрочем, Мистлер подозревал, что объясняется все гораздо проще: у нее напрочь отсутствует вкус, вот и все. Он отвел ее в дорогой бутик на Сализада Сан-Мойзе. Там она, воркуя, точно голубица, «запала» на два наряда, не вызывавшие у него ничего, кроме отвращения. Причем в этом магазине у него работала знакомая продавщица. Интересно, что она будет думать теперь о своем постоянном покупателе?..
Почему, ну почему он не попросил Клару приехать к нему в Венецию? Почему, собираясь провести время спокойно и в одиночестве, он не выставил Лину шлепком под зад? Тот самый прелестный круглый задик, который был теперь ему так хорошо знаком и сулил столько услад? Почему не предпринял никаких действий, чтобы устроить ее на работу в любое понравившееся агентство? Нет, в Момбасе таковых не существует, но как насчет Милана или Мельбурна?
Клара, регулярная и предсказуемая, как морские приливы и отливы, вполне отвечала его сексуальным требованиям. Нет, таких безумств и штучек, как Лина, она, конечно, не проделывала, но и с Кларой ему бывало очень хорошо, особенно в те моменты, когда дело приближалось к оргазму. И еще он знал, что Клара благодарна ему за то, что он занимается с ней любовью. Нет, если все хорошенько взвесить, то секс с Линой значил для него не больше, чем секс с Кларой. И еще он ощущал в присутствии этой девушки некоторый дискомфорт, не покидало его и смутное чувство, что он сам поставил себя в совершенно дурацкое положение. У него было лишь одно оправдание: он приехал в Венецию без Клары вовсе не для того, чтобы устраивать сексуальные оргии — с Линой или кем-либо там еще.
Не вызывал сомнения и еще один факт: если б он приехал сюда с Кларой, ему пришлось бы все ей рассказать или же хранить стойкое молчание в ответ на ее встревоженные расспросы. Это совершенно ясно. Возможно, это случилось бы не сразу, не до того момента, как они сошли бы на причал перед гостиницей. А к примеру, во вторник, за ленчем в «Торчелло», поскольку именно туда обычно ходили они, когда в «Джудекки» бывало закрыто. Или же позже, после посещения собора Санта-Мария Ассунта, где они увидели бы «Судный день», поучительное произведение, особенно для него, ведь именно там были изображены муки, предназначенные ему за его грехи. Нет, сказать Кларе будет не просто и после возвращения в Нью-Йорк, но там хоть по крайней мере они не будут замкнуты в герметичном пространстве, где есть место только для них двоих. Одна спальня, одна гостиная, одна ванная, пусть даже с двумя раковинами. Прогулка через мост Академии, оттуда — через Доросдуро к Дзаттере, где можно сесть на речной трамвайчик и добраться до острова Джудекки; ее трезвая оценка всех обстоятельств и умеренная демонстрация горя, которое они вызывают; его неконтролируемая боязнь всех предстоящих неприятных испытаний; ее неспособность адекватно реагировать на его печаль — разве что можно изобразить еще большую. Да черт бы вас всех побрал! У него просто терпения не хватит разыгрывать трагедию. А потому да здравствует Лина, сама непотребность и фарс!
