Уход Мистлера - [2]

Шрифт
Интервал

Уверен, ты сможешь предпринять меры, чтобы я не вошел в эту так называемую военную зону. Учти, я на тебя рассчитываю.

Если хочешь тем самым сказать, что я тебя убью, так и знай: не дождешься. Я здесь для того, чтобы лечить пациентов. Нет, конечно, ты имеешь полное право отказаться от лечения. А что касается обезболивающих, будешь получать в полном объеме. Но не обманывай себя. Наступает момент, когда они перестают действовать.

А не один ли черт, раз все равно этим кончится? К чему тогда все эти операции и курс лечения?

Я ведь уже сказал: есть шанс, что опухоль не распространилась, и тогда мы сможем ее удалить. Тогда при наличии лечения и определенной доли везения ты сможешь вести нормальный образ жизни, особенно если произвести пересадку ткани. В противном случае — один черт, тут ты прав.

С той только разницей, что придется пройти через операцию и все эти курсы, а дело все равно кончится тем же. Думаю, что лучше оставить все как есть. Если, конечно, ты выпишешь мне то, что считаешь лучшим для поднятия тонуса, — витамины, настойку дикого женьшеня, разные там тоники и пилюли. Тогда, думаю, смогу продержаться.

Херли принялся строчить с самым деловитым видом. Вот, сказал он наконец, возможно, вот это принесет какую-то пользу. И уж во всяком случае, не повредит. И окинул Мистлера любовным и мужественно-ободряющим взглядом, который обычно приберегал на случай, когда надо было предупредить друга, чтобы тот не слишком налегал на красное вино и моллюсков. Если не хочешь очередного приступа язвы, и, уж конечно, никаких сигар. А затем продолжил:

Думаю, тебе не следует принимать такое решение, не посоветовавшись предварительно с Кларой и Сэмом. Если сделаешь над собой усилие, станешь бороться, подключишь и их к этой борьбе, им легче будет пережить неизбежное. Нет ничего тяжелее на свете, чем видеть, как твой муж или отец уходит, особенно если не прожил отпущенного ему природой срока. Только потому, что он, видите ли, решил отказаться от лечения. Не поверил, что врачи смогут ему помочь.

Но вовсе не я принял это решение — умереть именно от такой болезни и в этом возрасте. К тому же намного раньше, чем рассчитывал. Тело его величества мистера Мистлера сделало этот выбор за него. А я всего лишь пытаюсь сообразить, как лучше провести ближайшие несколько месяцев. И если получится, буду рад скончаться не на больничной койке притороченным к разным там машинам, которые хрюкают и рычат, точно какие-нибудь монстры из фантастического фильма. Не думаю также, что Кларе и Сэму это понравится.

А вот тут ошибаешься. Во всем мире любят истинных борцов, которые сражаются до конца. И твоя семья — не исключение.

Я уже отвоевался, Билл. Поверь мне. Может, именно отсюда эта уверенность, что сейчас самое время сдаться. Причем условия сдачи не оговариваются.

Обещай, что расскажешь Кларе. Все, до конца.

От внимания Мистлера не укрылись нотки раздражения, звучавшие в голосе Херли.

Так и сделаю. Только дай мне немного времени. Пусть хотя бы пару недель поживет спокойно. В любом случае она не в силах изменить хода событий.

Сказав это, он умудрился выдавить милую улыбку и крепко пожать руку Херли.

Как, уже шесть?.. Водитель, поджидавший Мистлера на углу Семьдесят первой улицы, увидел его, вышел из машины и распахнул дверцу.

Спасибо, Винс. Нет, обратно в контору я не поеду. Пройдусь пешком до дома. И будь добр, позвони мисс Так и скажи, пусть меня не ждет. А к восьми вечера подъезжай. Что-то не хочется обедать дома.

Весна застигла Мистлера врасплох, запутала, сбила с толку. Дни так удлинились, что он растерянно смотрел на часы и не мог поверить своим глазам. И двинулся на запад, к парку. Неспешным шагом прошел мимо магазинов, специализирующихся на торговле предметами ухода за прикованными к постели и хромыми, мимо пока что пустующих баров, которые позже заполнятся больничными сестрами, у которых закончилась смена, студентами и интернами колледжа. Просто удивительно, каким чистым выглядит сейчас этот город. На узких боковых улочках собаки принюхивались к бордюрам из нарциссов и маргариток, описывали круги вокруг деревьев гинкго. На островке, разделявшем проезжую часть Парк-авеню пополам, сверкали безупречной красотой высокие желтые тюльпаны.

Дойдя до Центрального парка, он невольно ахнул: вишни и сливы в полном цвету. Какая жалость, сколько уик-эндов за городом уже пропущено! Горожанин все больше теряет связь с природой, все меньше от нее зависит, даже от лунных фаз. Здесь, в городе, весна, конечно, чувствуется меньше, но он уже представил себе, какие, должно быть, роскошные тюльпаны и гиацинты цветут сейчас в Крау-Хилл.

Нет, весной будущего года он непременно заставит Клару свести общественную деятельность в городе к минимуму, да и сам маленько сбавит темп. Совершенно не обязательно соглашаться на все эти встречи по субботам и воскресеньям, в крайнем случае их всегда можно перенести. Пусть вместо него ходят другие. Затем он вспомнил перспективу, которую обрисовал ему Билл Херли. Совершенно очевидно, что проблема выкроить время для поездки в Крау-Хилл недолго будет стоять на повестке дня. Сколь ни покажется это абсурдным, но он уже начал отходить от всех этих проблем. И никаких перспектив, кроме одной. Пространство и время, предоставленные ему, были ограничены; отныне он свободен.


Еще от автора Луис Бегли
О Шмидте

С тех пор, как умерла жена Шмидта, не прошло и полугода, и вот их единственная дочь пришла сказать, что выходит замуж. И упорядоченная жизнь пожилого преуспевающего юриста катится под откос: его вынуждают раньше срока уйти на пенсию; выбор Шарлотты он не одобряет, но даже самому себе он не в силах признаться, почему; его преследует зловещий бродяга, подозрительно похожий на него самого… Обеспеченная старость безоблачна далеко не всегда, однако неожиданная страсть на склоне лет может подарить крохотный лучик надежды.По мотивам этой книги американского писателя Луиса Бегли (р.


Рекомендуем почитать
Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.


Слезы неприкаянные

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Всё есть

Мачей Малицкий вводит читателя в мир, где есть всё: море, река и горы; железнодорожные пути и мосты; собаки и кошки; славные, добрые, чудаковатые люди. А еще там есть жизнь и смерть, радости и горе, начало и конец — и всё, вплоть до мелочей, в равной степени важно. Об этом мире автор (он же — главный герой) рассказывает особым языком — он скуп на слова, но каждое слово не просто уместно, а единственно возможно в данном контексте и оттого необычайно выразительно. Недаром оно подслушано чутким наблюдателем жизни, потом отделено от ненужной шелухи и соединено с другими, столь же тщательно отобранными.


Незадолго до ностальгии

«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».


Что такое «люблю»

Приключение можно найти в любом месте – на скучном уроке, на тропическом острове или даже на детской площадке. Ведь что такое приключение? Это нестись под горячим солнцем за горизонт, чувствовать ветер в волосах, верить в то, что все возможно, и никогда – слышишь, никогда – не сдаваться.


Рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гертруда и Клавдий

Это — анти-«Гамлет». Это — новый роман Джона Апдайка. Это — голоса самой проклинаемой пары любовников за всю историю мировой литературы: Гертруды и Клавдия. Убийца и изменница — или просто немолодые и неглупые мужчина и женщина, отказавшиеся поверить,что лишены будущего?.. Это — право «последнего слова», которое великий писатель отважился дать «веку, вывихнувшему сустав». Сумеет ли этот век защитить себя?..


Планета мистера Сэммлера

«Планета мистера Сэммлера» — не просто роман, но жемчужина творчества Сола Беллоу. Роман, в котором присутствуют все его неподражаемые «авторские приметы» — сюжет и беспредметность, подкупающая искренность трагизма — и язвительный черный юмор...«Планета мистера Сэммлера» — это уникальное слияние классического стиля с постмодернистским авангардом. Говоря о цивилизации США как о цивилизации, лишенной будущего, автор от лица главного персонажа книги Сэммлера заявляет, что человечество не может существовать без будущего и настойчиво ищет объяснения хода истории.


Блондинка

Она была воплощением Блондинки. Идеалом Блондинки.Она была — БЛОНДИНКОЙ.Она была — НЕСЧАСТНА.Она была — ЛЕГЕНДОЙ. А умерев, стала БОГИНЕЙ.КАКОЙ же она была?Возможно, такой, какой увидела ее в своем отчаянном, потрясающем романе Джойс Кэрол Оутс? Потому что роман «Блондинка» — это самое, наверное, необычное, искреннее и страшное жизнеописание великой Мэрилин.Правда — или вымысел?Или — тончайшее нервное сочетание вымысла и правды?Иногда — поверьте! — это уже не важно…


Двойной язык

«Двойной язык» – последнее произведение Уильяма Голдинга. Произведение обманчиво «историчное», обманчиво «упрощенное для восприятия». Однако история дельфийской пифии, болезненно и остро пытающейся осознать свое место в мире и свой путь во времени и пространстве, притягивает читателя точно странный магнит. Притягивает – и удерживает в микрокосме текста. Потому что – может, и есть пророки в своем отечестве, но жребий признанных – тяжелее судьбы гонимых…