Ухо - [4]

Становилось прохладно, делать было решительно нечего, и я направился к шоссе. Тихонько мурлыкая себе под нос, прошёл по улочке спящего поселка и вышел на шоссейку. Здесь было темно и пусто. Машин не было. Я уже решил вернуться на станцию, как вдали мелькнул багровый огонек. Огонек рос, приближался и розовел. Вскоре послышался шумок двигателя, и я увидел автомобиль.

Автомобиль выглядел странно. Он был прозрачным, и внутри его светилось всё. Ярко полыхал мотор, мелькая ослепительными поршнями, сияла выхлопная система, искрилась коробка передач, а в глубине восседал мужичок. В неровном искрящемся свете разглядеть его лицо было нелегко, черты казались размытыми, зато хорошо просматривался череп, позвоночник, кости ног и рук. Одежду я разглядеть не смог – что-то типа бесформенной хламиды.

Я вышел на дорогу и вытянул руку. И автомобиль начал тормозить! И остановился. Подойдя поближе, я заглянул в распахнутое окошко.

– Чего, обалдел, под машину бросаешься? – полыхнуло оттуда прямо в лицо.

– Командир! – крикнул я. – Мне бы до города бы!

– До города… – с сомнением произнес мужичок.

– Надо очень! Иначе пропаду совсем. Ты скажи, сколько денег хочешь…

Я вдруг сообразил, что понятия не имею, сколько у меня денег, и есть ли они вообще после валяний в лесу. Начал торопливо шарить по карманам, и, наконец, нашарил в кармане купюру, вытащил её, но понял, что не могу её даже увидеть. Бумажка и бумажка. Я показал её мужику:

– Пойдет?

Мужик брезгливо оглядел меня, ещё брезгливее – трепыхающуюся купюру, затем кивнул:

– Садись.

И мы поехали.

* * *

Впереди за лобовым стеклом царил мрак, дороги почти не было видно. Зато очень ярко светился мотор и вся кабина. Я попробовал откинуться на спинку и закрыть глаза, но с удивлением понял, что мой новый глаз закрыть невозможно. Я решил пока об этом не думать.

– А чего случилось-то? Чего так, на ночь глядя? – начал беседу водитель.

– Да… – отмахнулся я. – Жизнь такая…

– Пьяный что ли? – поинтересовался водитель, принюхиваясь.

– Есть маленько, – кивнул я.

– Так: в машине – не блевать! – предупредил водитель. – Если чего – скажи, я остановлю.

– Ну, я не настолько уж пьяный, – обиделся я.

– А кто тебя знает, – добродушно кивнул мужичок. – Вон какой бледный, всклокоченный, весь в листьях. Как по земле валялся.

– На последнюю электричку бежал через лес, – объяснил я. – Много падал.

Я думал, что разговор сейчас сам собой заглохнет, но мужику хотелось общения.

– Да разве ж ходят в такое время электрички? – удивился он.

– Угу… – буркнул я сквозь зубы.

– Это тебе, брат, засветло надо было выходить…

– Угу… – буркнул я.

– А чего такой хмурый? – спросил мужик, немного помолчав.

– День неудачный, – буркнул я.

– А чего – неудачный? – удивился мужик.

– Рассказать? – вдруг зло спросил я.

– Расскажи… – охотно кивнул мужик.

И тут меня прорвало. И я стал рассказывать. Не про ухо конечно, а про весь день – с самого утра.

– Слушай, мужик. Утром я вылил кофе на штаны. Опрокинул чашку, случайно локтем задел, ну и всё. А штаны светлые. А мне на работу ехать.

– Тоже мне, проблема… – цыкнул зубом мужичок.

– Да это только начало… – усмехнулся я. – Короче, пока я штаны застирывал и сушил…

– У тебя одни штаны что ли? – удивился мужичок.

– Последние, – кивнул я. – Вторые в стиральной машине лежат, я их уже три дня вынуть и развесить собирался. Есть конечно ещё рваные джинсы, но за них меня бы мигом с работы выгнали. Ой, черт, до сих пор ведь лежат в стиральной машине, сгнили уже небось… – я задумался.

– Ну, застирывал последние штаны… – напомнил мужичок.

– Ну да, застирывал. Время прошло много, и я решил ехать на работу через центр, чтоб побыстрее.

– У тебя машина? – покосился мужичок.

– Была, – кивнул я мрачно. – Ты слушай, слушай дальше. Еду я через центр, ломлюсь сквозь пробку, а тут влезает роскошная иномарка – красная, спортивная, вся сияет. Ну, едем, плетемся. Долго. И мне – поворачивать. И я включаю поворотник. А у меня – «Жигулёнок», только из ремонта, крыло ещё не покрашено. И я её, суку, – пропускаю. Понимаешь?

– Угу… – кивает мужичок задумчиво. – Да ты не горячись так, нам час ехать до города, успеем наговориться.

– Извини, – смутился я. – Понимаешь… Как тебя звать?

– Леонид… – степенно кивает мужичок.

– Понимаешь, Леонид… Можно, Лёня?

– Можно и Лёня…

– Понимаешь, Лёня, она – красная, новенькая, блестящая! Дорогая, сука, как автограф Рокфеллера! И я её – пропускаю! Мигаю на поворот, но – тороможу. А она мне – мигает, мол, проезжай давай, сворачивай куда надо, я, мол, не тороплюсь, я вообще-то тоже сейчас поверну… Я сначала не понял. Думал, может не мне мигает? Приостановился. А она совсем тормозит, и мне снова мигает настойчиво – проезжай, проезжай, поворачивай быстрей куда тебе приспичило! А впереди все уехали, и сзади мне гудят уже, чтоб не стоял. И тут до меня доходит: ей действительно приспичило зарыться в гущу со своей полосы, я ей – помеха справа, но она вежливая, сука, и меня пропускает. Ну, думаю, спасибо. Жму на газ, кручу руль… А она – красная, блестящая, и стекла у неё черные как рубероид на даче у негра, и мотор у неё такой спортивный, и столько там лошадей, сколько не наберётся и во всех конюшнях мира, вместе взятых. И она вдруг рвётся с места, и вот она уже передо мной! И я ничего не успеваю сделать, и въезжаю ей в бок! Да не просто въезжаю, а так, что у неё весь бок всмятку, и капот отлетает, и бампер на асфальт падает, и обе фары вываливаются как глаза на стебельках, и все дела…