Ухо, горло, нож. Монолог одной вагины - [6]

На экране плачут старики. Звук выключен, но я вижу их покрасневшие глаза. Вытирают носы и глаза. Старики никогда не пользуются бумажными платками. А когда идут на рынок, всегда останавливаются у палатки с трусами и майками из Турции, там есть и большие носовые платки. У моей старухи таких платков штук сто, и я всегда на день рождения покупаю ей носовые платки. Моя подруга, моя самая близкая подруга Элла считает, что это не ОК. Носовые платки для слез. Опять эти старики плачут. Я переключаю канал. Канал «Город». Интересно, почему по Корзо[10] прогуливаются только женщины-оглобли? Молодые девки. А где я? Почему меня на Корзо никто никогда не останавливает? Почему меня не снимают для ТВ? Мудилы, жертвы предрассудков.

Это была потрясающая замена. Мы пересели из стоединицы в ауди. Красный, здоровенный ауди-сто. Восемьдесят восьмого года. Я водить не умею. Нет, права-то у меня есть. Но водить не умею. Если я за рулем, вокруг сразу начинаются проблемы. Когда Аки была маленькой, это она мне потом рассказала, когда выросла, она просто умирала от счастья, если в садик ее везла я. «Все нам сигналят, гудят, а я им показываю язык». Тогда-то я этого не знала. То есть что гудят, знала. Помню. Идиоты. Кретины. Засранцы. Вечно они спешат. Я на права сдавать не хотела. В семьдесят восьмом. Кики настоял. Ты должна это сделать, должна, должна. ОК. Не люблю ссориться из-за всякой херни. И из-за крупных вещей тоже. Ну, отправилась я на курсы. Понять я там ничего не могла. Наверное, я очень глупая. Мы там заучивали идиотские тесты, но я в них ничего не понимала. Ваши действия в случае, если посреди дороги вы увидите камень. Убрать его? Оставить? Отпихнуть ногой? Отметьте правильный ответ! Ну что за бред! Такой же бред, как начертательная геометрия в гимназии! Должно быть, Кики кому-то заплатил, раз я сдала эти тесты. И вождение. Ненавижу водить. Я всегда обливаюсь холодным потом, когда веду машину. И всегда удивляюсь, почему люди считают, что это нормально, когда видят меня за рулем. Многие водят машину. Все водят. Но я знаю — тот факт, что вожу я, это ненормально. Это безумие. Вчера я выезжала на кольцевую. И мне надо было влиться с второстепенной дороги на главную. А перед этим остановиться. Потому что у них, на главной, преимущество. Короче, я не остановилась. И не посмотрела. Тип успел затормозить. Но все равно стукнул наш красный ауди-88. Да. Причем стукнул и меня. С моей стороны. Левая рука теперь болит. Поэтому держу пульт в правой. Вообще-то я левша.

Опять эти старики плачут. И разворачивают свои носовые платки. Странное занятие. Высморкаться в большой носовой платок, а потом развернуть его и рассматривать содержимое. Не люблю людей, которые целыми днями рассматривают все, что из них вылезло. Мой Кики просто помешан на своем говне. Какое оно — черное, светлое, темное? А потом расспрашивает меня, что это значит. Я редко читаю «Домашнего доктора», так что не знаю. Знаю только, что если насрешь черным, то это рак, правда, такое может быть и от свеклы, черники и красного вина. Чернику мы покупаем редко, она жутко дорогая. Я ее ела очень давно. Когда у меня железо в крови было два. Железо в крови два?! Это же кома. Ну, типа, ты мертвый. Такое бывает, если лейкемия, или рак, или какая-нибудь другая дрянь. И меня положили в больницу. Я ужасно, ужасно, ужасно боюсь докторов и смерти. Все время представляю себе, что доктор мне говорит: «Садитесь, прошу вас» — и смотрит на меня так серьезно-серьезно. ОК. Я знаю, что и этот серьезный доктор тоже помрет. И что он только для вида серьезен, а на самом деле ему на меня плевать. И что мне тоже было бы на него плевать, если бы я была обязана на него смотреть с серьезным видом. Но это меня не успокаивает. Когда у меня нашли железо два, была пятница. В больницу я должна была лечь в понедельник. Я купила черничный сок и еще пила красное вино и железо в таблетках. И у меня начался понос. Черный. Я сидела на электрообогревателе, и меня трясло. Человека трясет, когда у него лейкемия или рак. Меня так трясло, что я не могла держать рот закрытым. Не помню уже, почему мне было важно закрыть рот. Чем мне мешал открытый рот? Я держала себя рукой за подбородок. И тряслась. И плакала. И плакала. И плакала. Я иногда просто ненавижу мысль, что умру. А остальные останутся. Я не думаю, что моя песенка спета. Я люблю заходить в дьюти, покупать паломупикассо, я хочу развестись, выйти замуж за адвоката Мики. Он приедет за мной завтра утром, в семь. И я схвачу его за яйца. Это я вам уже говорила. А потом Кики отвез меня в отделение «Скорой помощи».

— Ложитесь, — сказал мне молодой доктор и вкатил в задницу шприц апаурина.

Я очень плохо засыпаю. Это из-за климакса. Или из-за войны. Я вообще не сплю. Вот и сейчас на экран пялюсь. Я вам говорила про этих стариков. А сейчас я смотрю канал «Город». Выборы. На Корзо шатры. Местные политики зазывают народ к себе, в свои шатры. Мать их за ногу! Я на выборы никогда не хожу. Политику я в гробу видала. С апаурином в заднице я спала, спала, спала. В больнице главный врач отделения спросил меня: