Угрюмый герой - [50]

— Всё, бабуля, полетели мы, — совершенно голый, лишь с ремнями снятых кобур в руках, я протянул руку к орчанке, — Даешь эту фигню для внучки или себе оставишь?

— Держи, — мне в руки упала солидная тяжесть наглухо кастрированного канделябра, — И еще вот, письмо. Для нее.

— А теперь мне со всей этой херней надо залезть…, - проворчал я, примериваясь свободной рукой к приближающемуся трапу, — Ладно, бывай, старая. Я сделаю то, что обещал. Или сдохну. А чего не обещал, не сделаю. Давай сломаем эту больную страну.

— Прощай, кид. Мне жаль, что даже выплата Долга не сделала тебя более снисходительным…, - вздохнула бабка, глядя, как я зажимаю в зубах её письмо.

— Пофла фы! — пробубнил я, улетая от орчанки, снега, вони и самого этого гадкого города. Так и буду я левому персонажу сообщать, что у меня уже есть о ком заботиться и к кому возвращаться.

В дирижабле меня встречали большими глазами и раскрытым ротиком. Жаль, не объятьями, пришлось сунуть девушке в руки волшебную канделябру, изрядно поднасравшую мне с подъёмом, а затем выслушать пронзительно-паническое «Почему ты голый?!». Ответив, что мы с бабулей вспоминали молодость на снегу, я ввёл полугоблиншу в ступор, а затем, положив письмо старшей родственницы в её полуоткрытый ротик, поностальгировал, использовав челюсти девушки как светлой памяти компостер, которым в советские времена граждане сами пробивали свои билетики. Дождавшись приглушенного вопля, я утешительно похлопал багровую от смущения и возмущения Стеллу по левой ягодице и пошёл в каюту одеваться.

А что делать? У меня срок воздержания буквально зашкаливает за все разумные рамки, а поблизости это полуголое тело вертится. Сейчас как воздуха свежего хлебнул, так и проснулось всё, положенное по природе. Только нужно держать себя в узде, иначе сыграю на руку хитрой старой ведьме, частично сумевшей меня просчитать.

План Тариуса Амадея Тарасккера оказался дополнен. Я бы не смог назвать местных «мертвецов» революционерами даже при сильном желании, но они определенно хотели изменить текущее состояние дел в конфедерации. Их деятельность нельзя было назвать даже «преступной» — симценз играл слишком большую роль в жизни трудового общества, кланы просто дозволяли происходящему происходить, руководствуясь правилом «работает — не трогай». Наркотик был полезен, он здорово притуплял мозги и эмоции своих потребителей, от чего можно было провести прямую параллель с желтоглазыми Незервилля. На данном этапе развития общества Барджайи эта чайная заправка была очень важна.

Настолько, что крупные города предпочитали неофициально держать большой запас на всякий случай. Именно этот запас, целый чертов вагон серого наркотика, мы со Стеллой и сопровождали в Мадженту. За деньги. За очень большие деньги, которые откроют перед наёмником Виктором Мадре путь к Кирану Удри тар Флагна.

Прочитавшая письмо бабуси Стелла была тиха, багрова лицом и ушами, прижата коленями к сиськам и устремлена взглядом в никуда, сидючи на своем любимом кресле. Я, с удовольствием отметив про себя, что девушка также не пренебрегла гигиеной, также смыв чудесный запах Корнфлогга, развалился рядом, хмуро улыбаясь воровато посматривающей на меня полугоблинше.

— Дай догадаюсь, добрая бабуленька оооочень сильно советовала залезть ко мне в штаны, да? — мерзко улыбнулся я в затылок тут же отвернувшейся девушки, которую вовсю предавали оба пылающих уха, — Можешь залезать, я не против. Только это ничего не даст. Кроме удовольствия, конечно же. Только если что, помни — развратничать нужно около пулемета, чтобы следить за поездом, а там прохладно!

— Пош-шёл ты! Урод! Гад!

— Ладно-ладно, тссс. Не хочешь предаться порочной животной страсти в разных позах, тогда давай займемся серьезными вещами. Дай три синих свистка, когда будешь готова обсуждать дела, — отчасти веселясь, заявил я, радуясь немудрящей шутке. Настроение было волшебным.

— Я никогда не забуду, что ты был серым мерзким уродом с черными глазами, — прочеканила, поворачиваясь ко мне, Стелла. Её прищуренные глаза выдавали нешуточный негатив, — И не забуду, что твоя внешность изменилась после того, как ты залез внутрь той твари! Я всё видела! Ты — ненормальное чудовище! Мерзкое! Ужасное!

— Просто прекрасно, — ободрил я тут же растерявшуюся девушку, — Меня более чем устраивает такое отношение. Сколько тебе нужно времени, чтобы перестать фыркать, гукать и пукать? Я успею выпить кофе?

В меня запустили промасленной тряпкой. Разводит она их тут, что ли?

В принципе, работа нам предстояла легкая, но долгая и муторная — болтаться над целевым вагоном, отслеживая его перемещение от поезда к поезду, да следить, чтобы этот самый вагон, битком набитый симцензом, у нас не упёрли. Шансы на подобное были откровенно низки, но так как городской, а в данном случае так вообще столичный резерв был ого-го каким явлением, то надзор должен был быть строгим и… нелегальным. Вся операция, курируемая чуть ли не с самого верха руководства страны, была, тем не менее, вопиюще преступной, нарушая кучу законов и положений конфедерации.

Несмотря на возможные «протечки» в Корнфлогге, шансы, что кто-нибудь из барджайзийских гопников попытается увести вагон наркоты были ниже плинтуса. Для этого бы дерзким парням потребовалось бы слишком многое — как минимум паровоз и здоровые тела с глазами, привыкшими к солнечному свету, не говоря уже о навыках подобного гопстопа. Подобным местный «криминалитет» похвастаться никак не мог. А вот опасность со стороны кланов была, хоть и небольшая. Пулемет, способный как сбить с неба любой невоенный дирижабль, так и прочесать всё вокруг вагона, был уже достаточным аргументом, а уж в руках потомка кида…