Угрино и Инграбания и другие ранние тексты - [2]

Казалось, он чувствовал, что ему непременно нужно что-то изменить в своей жизни, если он не хочет, чтобы в ней навечно угнездилась великая скука.

Мария, которая улыбалась, лежа в траве, и видела, как он подходит, подумала, что это один из тех богатых молодых людей, которые не умели употребить деньги себе на радость - а теперь хотят, чтобы все было по-другому. Она его не знала. Она засмеялась, когда у нее мелькнула такая мысль, поскольку находила то и другое глупым: и не уметь пользоваться деньгами, и так резко менять свое поведение. Конечно, смех ее был легкомысленным и, поскольку ее все это не касалось, не совсем уместным. А в результате как-то само собой получилось, что она начала говорить с королем, будто голова ее полнилась болтовней и праздными мыслями, - взяв на себя роль дурака, подслушавшего его Не быть.

Король очень удивился тому, что обнаружил в траве беспечную девушку - и что та в его присутствии осталась лежать, даже над ним смеется. Он, конечно, понял, что она его прежде не видела. И впервые в жизни повел себя не как суровый властитель: не стал собирать лоб в складки и грозно рычать, а тоже попытался улыбнуться. Разумеется, улыбка получилась утомленной и немножко похожей на оскал; но все-таки можно было догадаться, что имелось в виду; а если учесть, что за этой улыбкой в самом деле не скрывалось никакой задней мысли, придется признать, что она-таки - сама по себе - удалась. Подходящая мысль пришла королю в голову гораздо позже. Эта мысль - потом - поднялась в нем тяжело, широко: всплыла и объявилась внезапно, как что-то цельное, когда смех еще витал вокруг губ. Он, собственно, не понял со всей отчетливостью, что его принимают за дурака, иначе бы, наверное, рассердился или ощутил стыд; он сперва просто почувствовал или увидел, что девушка - очень красивая; ему захотелось сравнить ее с цветком - сам бы он вряд ли придумал такое сравнение, но вспомнил, что так иногда выражаются поэты. Сам он предпочитал сравнения из области выпивки и обращения со шлюхами - но эту девушку сравнил с цветком, и ему показалось, что он сделал что-то хорошее. Потом он принялся рассматривать ее обнаженные руки и ступни, великолепный цвет которых терялся под легким платьем. Тогда-то и пришла ему в голову подходящая мысль: алчное желание овладеть этими бедрами, этим лоном, этим телом. Мысль вступила ему в глаза, в складки на лбу, в ладони и в промежность. Тело его было к таким мыслям привычно и быстро подчинилось знакомому требованию. Теперь смех прекратился. Рот короля начал произносить слова, и в каждом звуке выражалась алчность, а также готовность к насилию. Когда Мария услышала, как он говорит, она сперва не поняла, что за желание им овладело; но потом до нее дошло, ее собственное сладострастие снова в ней пробудилось, она еще подумала, что вот теперь это так, теперь это происходит с нею, ей вспомнилось, что люди такое осуждают; но уже через несколько секунд она подняла платье, чтобы незнакомец увидел ее бедра и тело. Тут король, уже не колеблясь, насладился ею со всей грубостью, присущей его чувствам, а она, сама того не сознавая, пожелала, чтобы Бог ее как-нибудь благословил. Когда все кончилось, король почувствовал себя целиком и полностью удовлетворенным и вместе с тем отрезвевшим. Он, не тратя лишних слов, отправился восвояси - оставив в одиночестве девушку, не понимавшую теперь, что с ней случилось. Она силилась прояснить для себя, что происходит, но, по правде говоря, зацепок ей не хватало. Облака все еще были здесь. Это ее немного успокоило. Они были здесь и до того. Из-за них - каким-то образом - она почувствовала сладострастие, и, пока находилась в этом состоянии, пришел мужчина, который овладел ею. Все это она помнила. Но откуда появился мужчина? И куда ушел? Ей бы очень хотелось, чтобы он оказался посланцем облаков. Она находила это вероятным и логичным. Почему бы какому-нибудь мужчине не снизойти сюда? Наверняка она ничего не знала, а поняла только, что случившееся восхитительно, что мужчины восхитительны, что такие утехи восхитительны и что Бог непревзойденно умен, коли сумел все это придумать. Потому она теперь лежала в траве и плакала: ведь столь многое оставалось для нее непонятным. Тут она опять вспомнила, что говорят люди о таких утехах, о том, чем она здесь занималась, - и пришла к выводу, что с ними ничего подобного произойти не могло, иначе они бы это любили, а не называли столь мерзким словом.

Она до вечера лежала с открытыми глазами, и смотрела в небо, и думала о случившемся с ней - похожем на исполнение желания, и на чудо, и на грех.

Никто не волновался из-за того, что Мария так долго отсутствует, ибо с тех пор, как ее родители умерли, она, не имея ни братьев, ни родственников, жила одна в маленьком доме, и соседи думали: она ждет, пока кто-нибудь захочет взять ее в жены. И она в самом деле на такое надеялась, как и другие девушки; но в тот вечер - когда она разжигала огонь в очаге, все еще думая о случившемся - прежняя надежда и новое желание отступили куда-то далеко. Прошедший день был слишком большим и странным, чтобы она поверила, будто будущая жизнь - в качестве жены какого-нибудь мужчины - может сравниться с ним.