Уготован покой... - [38]

Римона включила чайник. Ионатан поставил на стол кувшинчик с молоком, украшенный бухарским орнаментом, и тарелку с бисквитами. Римона принесла апельсины. В комнате царило спокойствие. Из-под коричневого абажура лампы, укрепленной на стене, лился мягкий свет, мерцал голубой огонек обогревателя. Тия неслышно подошла к гостю, кончиком носа ткнулась в его колено, обнюхала, вздохнула и заползла под диван, чтобы улечься там. Виден был только ее мохнатый хвост, изредка постукивающий по продолговатому серому коврику, постеленному под кофейным столиком. На этажерке мирно застыли четыре ровных ряда книг, расставленных в образцовом порядке. Тяжелые коричневые шторы закрывали окна и дверь, ведущую на веранду. Вся комната дышала покоем. Неяркие тона обивки кресел и дивана гармонировали с общей атмосферой. И единственная картина, висевшая на стене, тоже излучала покой: изображена на ней была темная птица, отдыхающая на заборе из красного кирпича. Тени и туман, заполняющие пространство полотна, пронзал, словно золотое копье, солнечный луч, он пересекал картину по диагонали и рассыпался ослепительными бликами на кирпиче у самого края забора, внизу картины, далеко от усталой птицы, у которой — Азария заметил это, только когда вгляделся пристальнее, — клюв был слегка приоткрыт, как будто ее томила жажда, глаза же у птицы были закрыты.

Электрический чайник подал голос. Вода закипела. Римона приготовила кофе и подала его на стол. Ионатан спросил, сколько молока налить гостю в чашку. Азария ответил: с вашего позволения, ни капли. С улицы беспрерывно доносился шум влажного ветра, раскачивающего кроны деревьев, все еще намокшие, хотя дождь и прекратился несколько часов назад.

Римона уже слышала от Ионатана об успешном ремонте трактора и решила, что надо сказать Азарии Гитлину что-нибудь ободряющее:

— Ты, по-видимому, любишь свое дело. Ионатан говорит, что ты все выполнил отлично.

Азария, старательно следя за тем, чтобы не встретиться с ней глазами, открыл ей, как он счастлив, что его первым другом в кибуце стал Ионатан. Та негромкая доброжелательность, сказал он, с которой относится к нему Ионатан, кажется ему, Азарии, чудом. Ведь известно, что первая встреча на новом месте может предопределить судьбу: и люди, и горные вершины не приблизятся друг к другу, если не произойдет землетрясения… Кстати, однажды он прочел удивительную статью о роли женщины в кибуце. Но с автором не согласился — у него, Азарии, есть своя собственная точка зрения. А что думает Римона? Он, со своей стороны, опасается, что эта проблема все еще ждет своего решения.

— Жаль, — заметила Римона, — что твой приезд к нам пришелся на середину зимы, а не на начало лета. Зимой все выглялит более печальным и замкнутым, а летом цветут клумбы, лужайки сверкают чистотой, ночи намного короче и не так темны, а дни длинные-длинные, и каждый из них до того наполнен, что иногда кажется почти таким же длинным, как неделя… А с веранды виден закат солнца…

Ионатан сказал:

— Но ведь до лета мы бы наверняка нашли кого-нибудь для работы в гараже, и тогда вполне могло статься, что тебя бы не приняли к нам. Так уж случилось, что ты оказался здесь как нельзя кстати. И так уж случилось, что ты чувствуешь машину. А я вот уже три дня стою перед трактором как последний дурень, смотрю и вижу, что трубка подачи горючего прямо-таки забита, но вот ведь не додумался, что все дело в этом: горючее не поступает. Так уж случилось, что ты явился как раз вовремя.

— А я, — возразил Азария Гитлин, — если будет мне позволено высказать совершенно противоположную точку зрения, я лично не верю в случаи и случайности. За каждым случаем стоят неизменные и неизвестные нам силы. Возница гонит коней вперед, а судьба его возу пути не дает. Возьмем, к примеру, человека, назовем его, скажем, Иехошафат Кантор, он примерный гражданин, учитель математики, холост, коллекционирует марки и является членом домового комитета. И вот выходит он под вечер из дому, намереваясь погулять минут десять на свежем воздухе, и тут настигает его шальная пуля, вылетевшая, скажем, из пистолета частного детектива, который сидит на своем кухонном балконе и смазывает личное оружие, и эта самая пуля попадает в голову этого самого Кантора. Что касается меня, я скажу вам без колебаний: никакая наука, что бы она ни изучала — природу, общество или наш духовный мир, — никакая наука не сможет воссоздать последовательность цепляющихся друг за друга событий. Ведь чтобы случилось это несчастье, должны быть связаны между собой и с предельной точностью скоординированы сотни, а возможно, тысячи или даже сотни тысяч различных происшествий. Перед нами ошеломляющая согласованность: до тысячной доли секунды и до тысячной доли миллиметра. И эта согласованность вобрала в себя неисчислимые факторы: время, расстояние, помехи, желания, ошибки, обстоятельства, решения, метеорологию, оптику, баллистику, рутинные привычки, воспитание, генетику, великие и мелочные стремления, сбои, обычаи, протяженность выпуска последних новостей, маршрут проезжающего мимо автобуса, график его движения, котенка, мечущегося среди мусорных баков, мальчика, рассердившего свою мать в соседнем переулке… И так далее, и так далее — до бесконечности. И каждый из этих факторов вплетен в цепь причин, от которых ответвляются новые события, образуя целую сеть. И достаточно было бы, чтобы в одном, всего лишь в одном(!) из миллионов звеньев этой в совершенстве отлаженной системы что-то сдвинулось хотя бы на волосок, пуля пролетела бы мимо, или взметнула бы волосы, или пробила рукав нашего вымышленного героя Иехошафата Кантора, а череп размозжило бы кому-то совершенно другому, мне, например, или, не приведи Господь, одному из вас. А то бы просто разбила та пуля вдребезги какое-нибудь стекло, и всё тут. Любая из этих, равно как и других, возможностей, количество которых измеряется астрономическими числами, стала бы, в свой черед, частью новой цепочки событий, последствия которых и их конечный результат трудно даже вообразить… И так далее, и тому подобное… Ну, а мы-то с нашей великой мудростью, мы-то что? Мы из-за нашего дремучего невежества, оттого что ошеломлены и испуганы, а возможно, просто в силу лени или высокомерия, мы заявляем: произошел печальный случай. И на основе этой лжи, лжи примитивной и грубой, просто снимаем все это, как говорится, с повестки дня… Я уже давно не пил такого крепкого, такого возбуждающего кофе, и если чересчур разговорился, то, может быть, из-за него. А кроме того, вот уже несколько лет я молчу, почти не открываю рта, потому что мне не с кем поговорить. Этот учитель, преподаватель Священного Писания, на котором я построил свою теорию, на самом деле никогда не существовал. Но сердце, как говорится, в любом случае наполняется печалью, когда умирает человек преданный и порядочный, пусть он и не потрясал на своих уроках сердец, но и ущерба за всю свою жизнь никакого не нанес. Ни обществу, ни стране, ни ближнему. Печенье это просто чудесное. Неужели ты сама испекла его, товарищ Римона?