Угол - [5]

Собирая в коробку устройство, я испытал некоторое смущение, так как, отправляясь к женщине, собиравшейся рожать моего ребенка, радовался возможности настроить механизм, который был нужен, чтобы улететь за океан – почти в другой мир. До этого я как-то не думал о таком аспекте. Да, неожиданная новость разрушила мой уютный мирок, но я не думал о том, что она может угрожать моей цели – цели, которая придавала смысл моему существованию на Мау.

Садух прервал мои раздумья:

– Ну что, все взял? Там еще пару ящиков можно впихнуть!

– Самое важное – запчасти для самолета. Без них я там застряну.

Староста глубоко вздохнул и недовольно пробурчал:

– Ты там в любом случае застрянешь.

Я собирался возразить ему, даже набрал воздуха, мозг успел провернуть свои шестеренки, но все, что я нашелся ответить после небольшой паузы, было:

– Поехали уже.

Широкая деревянная лестница, прячась под отдельным навесом, вела вдоль боковой скалы на просторную крышу. Древесина неизвестной мне породы оставалась некрашеной, открытой всем ветрам и дождю. На Земле бы она уже потемнела, приобретя скучный серый оттенок, – эта же становилась все светлее и светлее, покрываясь от непогоды красивыми синими разводами. Мне нравилась моя крыша – на ней я чувствовал себя как на вершине небоскреба. Во всю свою ширь распахивался горизонт, небо подбиралось ближе и обнимало меня сверху, ожидая, когда я поднимусь к нему навстречу. Далеко внизу простирался мир, ждущий своего исследователя, – серые, бурые, серебристые пятна бесконечного леса, прочерченного следами невидимых рек, прячущихся под высоченными кронами. В принципе, стоя здесь, я как бы летел – далекий лес внизу, плывущие навстречу близкие облака. На старосту, по-видимому, открывающийся вид тоже производил впечатление – он любил сидеть на самом краю деревянной крыши, свесив ноги и потягивая орешек. Вот и сейчас он застыл, уставившись в сторону далекого запада, пока я разгружался и фиксировал ящики в кабине самолета.

Новый пластик лобового остекления был почти совершенен – в отсутствии частого солнца он не успел пожелтеть или помутнеть, мелкие пузырьки, от которых почти невозможно было избавиться в этих условиях, в рассеянном свете пасмурного дня были почти не видны. Я устроился в своем кресле – опыт путешествий воплотился в мягкой подушке и удобных подлокотниках. Пристроил свой земной планшет вместо панели приборов – его главным функционалом оставались альтиметр и компас, да и просто с кусочком земной техники кабина самолета приобретала родной и привычный вид. Приоткрыл боковое окно, проверил климатическое ведро, верно работающее на ядре, настроенном еще Аной. Пора лететь.

Садух забрался в кабину, закрыл и запер за собой боковую дверь, пыхтя и тихо ругаясь, пробрался на соседнее кресло. Устроившись там, удивленно посмотрел на меня:

– Чего сидишь? Чего ждешь?

Я, ничего не ответив, снял механизм со стопора – сзади неровно зашуршали приводы, сдвинул строенный рычаг вертикальной тяги – самолет вздрогнул и, шаркнув лыжами по крыше, стал быстро набирать высоту. Небо раздвинулось, захватило половину мира и начало медленно опускаться на летающую машину. Внизу раскрылась пропасть, и я развернул самолет в сторону плато. Мелькнули скалистые обрывы и осыпи на границе Облачного края, проплыла моя скала, лес, сражаясь за влияние с небом, вновь подпрыгнул в попытке поймать ускользающую машину и провалился назад, не преуспев.

4

Близость океана ощущалась задолго до того, как я его увидел – по изменившемуся цвету неба, по мягкому, с непередаваемым вкусом воздуху, по неуловимому запаху ветра. Равнина внизу простиралась бесконечным серебристым ковром, исчерченным бурыми узорами высокой растительности вдоль русел немногочисленных рек. К югу от меня где-то пряталась за сверкающим на солнце серебром обширная дельта Дона, помеченная в небе цепью кучерявых белых облаков. К северу уходила до горизонта та же равнина, выглядящая как настоящее темно-серое море, на фоне которого легко затерялась тень моей бесшумной птицы. По сторонам мелькали небольшие поселения – скорее хутора по земным меркам. Глаз уже зацепился за темную полосу, пунктиром протянувшуюся поперек моего пути далеко на западе. Я оглянулся в кабине – под потолком поблескивали быстро вращающиеся приводы, закрепленные ящики и большой инструментальный сундук уютно отдыхали в глубине. Кроме привычного шума несущегося за обшивкой воздуха, был слышен лишь тихий стрекот механизмов.

Полоса впереди стремительно надвинулась, оказавшись невысоким лесом, напомнившим тот, в котором я отсиживался под Саутримом, – ветвистые деревья с обширными кронами напоминали капусту брокколи. За дальней кромкой этого леса уже виднелась синева океана, отчеркнувшая строгой линией далекий горизонт. Лес закончился. Между ним и обрывистым берегом лежала изрезанная полоса холмистого края плато, покрытая знакомыми кустиками. Они мелькнули внизу недалекой серой полосой, и в следующее мгновение меня поглотил океан – сверкающая плита темной воды, покрытая барашками волн.

Я сбросил скорость и развернулся. Когда я в прошлый раз летел в поместье Уров, то меня направляла Ана, родившаяся и выросшая в этих местах. Кроме того, мы прилетели сюда уже поздно вечером, и в результате я, разумеется, не запомнил никаких ориентиров. Повиснув в воздухе, гонимый ветром назад в сторону берега, я задумался – куда лететь, на юг или север? Шум воздуха за обшивкой стих, мирно шуршали приводы движителя, в открытое боковое окно ко мне пробивался лежавший внизу океан, залитый солнцем. Недалекий обрывистый берег напоминал тот, который я видел в прошлый визит, но полоса пляжа снизу была узковата – я помнил, как искал площадку для аварийной посадки в темноте, и тогда пляж был гораздо шире, местами засыпанный крупными камнями. Береговой обрыв плавно понижался в направлении дельты великой реки, и я направил машину на север.