Угол для дерзкого принца - [25]

Сейчас он был откровенно подавлен необходимостью вспомнить все слова, сорвавшиеся в гневе или разочаровании, и рассказать откровенно о своих старых ошибках и промахах. Обо всех решениях, принятых под действием внезапных эмоций или безвыходности, об ошибочных поступках, изменить которые уже никому не под силу, хотя их след еще живет в его душе и отравляет жизнь пониманием собственной недогадливости или нерасторопности.

Но никому из нас не станет легче, если он вывалит все это на меня. Мне придется прощать обиды, о которых я до этого не знала, а ему пытаться поверить, что я действительно простила. И неизвестно, кому из нас будет хуже. Так зачем мы примемся сейчас с упорством мазохистов ворошить давно оставшиеся в прошлом каждого боль и ошибки и собирать их в огромную непроходимую баррикаду, вместо того чтобы забыть навсегда и попытаться сберечь пробивающийся из пепла былых разочарований робкий росток надежды на счастье?

– Нет… – Моя ладонь успела лечь на его губы, прежде чем Ренд решился произнести следующее слово. – Не нужно. Я передумала. Не хочу ничего знать и слышать про твои юношеские ошибки, ты ведь давно уже не тот самоуверенный принц. И мне хорошо известно, какой ты на самом деле. Люди лучше всего познаются в бою, во время смертельной опасности. Стай твердит это каждый день, а я только теперь сообразила зачем. Вот такая тугодумка…

– Элни, – сглотнул он и стиснул меня в объятиях, – не выдумывай, ты не такая. Просто ты выше всяких интриг… ты вообще самая лучшая. И раз не хочешь, я забуду все, я сам об этом мечтаю. Но есть одна тонкость… я имею в виду мою мать. Ты сама сегодня видела, как ее злобная месть достала отца даже здесь, на другом конце света. Мне не хочется говорить про нее плохо, она родила меня, вырастила и любила так, как умела. Много лет мне казалось, что она лучшая мать в мире, несмотря на наши споры по самым разным вопросам. Она умела уступать моим желаниям, исправлять свои ошибки и отдариваться с оглушающей щедростью.

Принц невесело усмехнулся и несколько минут сидел молча, тихо дыша мне в висок, потом, собравшись с силами, продолжил исповедь, которую я никак не решалась прервать:

– Я знаю, о чем говорю, имел возможность сравнить с матерями сверстников. Многие знатные дамы не видят детей по несколько дней, нельзя же считать встречей поцелуй в лобик на ночь? А моя мать часами играла со мной в разные игры, даже бегала с мячом, переодевшись в мужские штаны. И сама читала мне перед сном сказки. А когда, повзрослев, я начал задыхаться от чрезмерной опеки, уступила моим требованиям и сократила время общения, но оставила незыблемым правило вести задушевные разговоры обо всем и обо всех. Признаю, тогда я был доверчив и глуп, но как можно было подозревать в предательстве единственного человека, который всегда был искренне рад меня видеть, с готовностью исполнял все мои желания и ограждал от всех невзгод? Ведь отцу обычно не хватало на меня времени, и только Герт упорно обучал меня обращаться с оружием. Но тогда он не был мне духовно близок, это пришло много позже. Теперь можно не сомневаться – мать бдительно ловила и запоминала все оброненные мной слова и по-своему расправлялась с обидчиками.

– Ты хочешь сказать, что я была для нее главным врагом? – тихо осведомилась я. – Не переживай, об этом я уже догадалась. Да и Альми с бабушкой подсказали. Манефа как-то сокрушалась, что большая часть людских бед вырастает именно из неумелой родительской любви. Никто не знает, как правильно воспитывать детей, но всем хочется, чтобы они выросли хорошими. Однако понятие «хорошие» тоже у каждого свое, и судить за это нужно их родителей, дедушек, прадедушек…

– Элни, – руки командира сплелись вокруг меня горячим коконом, его губы, смелея, коснулись щеки легким поцелуем, – а как там твой росток?

– Растет, – чувствуя, что краснею, призналась я. – Только не пытайся его тянуть насильно, а то вырвешь с корнем.

– С ума сойду! – Он стиснул меня еще крепче, и вдруг стало так тепло и спокойно, словно я вернулась домой, а там родители, Манефа, пахнет пирогами и почему-то пригоревшей тыквенной кашей, которую обожала бабушка.

И запах такой отчетливый. Я открыла глаза, потянула носом. И тут же дернулась, освобождаясь из объятий принца:

– Райв, ты не чувствуешь? Пожар!

– Бешеный винт!!! – Мгновенно отставив меня в сторону, он ринулся к двери, привычно нажимая тревожный вызов.

– Что стряслось? – летел вдогонку крик и топот Эстена, а мы уже мчались по коридору к дверям, из которых валил едкий черный дым.

– Там люди, – поднял руку в условном жесте предсказуемо оказавшийся впереди Ренд, и это было сигналом к действию.

Мой щит раскрылся в полном дыма помещении, мгновенно вырастая в тонкий непроницаемый шар, плотно перекрывающий все дыры и щели и лишая огонь пищи.

И в тот же миг из комнаты вывалился Айнор, держа на руках жену.

Мы бросились к нему и одновременно с облегчением выдохнули, обнаружив, что она в сознании и выглядит бодро. Настолько, что даже перепачкана сажей.

– Почему леди Летиции не сказали, что все дымоходы и вентиляционные каналы наглухо замурованы? – мгновенно сделав вывод, яростно уставился на отца Райвенд.