Уго Чавес. Одинокий революционер - [15]

По скорости распространения слухов и склонности к этому жанру устного творчества Венесуэла является лидирующей страной Латинской Америки. Эта местная специфика, о которой написаны монографии, нашла отражение в учебных руководствах ЦРУ об особенностях работы с венесуэльскими агентами: необходимо тщательно перепроверять полученную от них информацию, поскольку она часто основана на слухах, которые распускаются любителями-аналитиками из спортивного интереса. В каждой газете есть постоянные колонки для таких «сплетен», авторы которых виртуозно оперируют фактами, «наводя тень на плетень».

Слухи облегчают жизнь, это своего рода амортизирующие прокладки между желаемым и действительным. Для оппозиции страстно желаемое — избавление от Чавеса, и в этом направлении «слухачи» работают не покладая рук и фантазии. Сколько раз в доверительной форме друзья из лагеря оппозиционеров мне говорили: «Теперь точно Чавесу крышка, всё готово, чтобы свалить его по-настоящему». Назначенная дата проходила без последствий, мои друзья не моргнув глазом оптимистично называли другой «точный срок», и так — до бесконечности.

Сложная политическая ситуация и утрата ясных перспектив резко увеличили число психических заболеваний в стране. Беспричинная агрессивность, стрессы, ощущение безнадёжности — у постороннего наблюдателя возникает ощущение, что рядовой венесуэлец настолько дезориентирован, что даже простые житейские радости перестали доставлять ему удовольствие. Так, вездесущей статистикой зафиксировано снижение либидо у традиционно любвеобильных венесуэльцев. До амурных ли встреч, когда, если верить оппозиционным телеканалам, — которые Чавес называет «четырьмя всадниками Апокалипсиса», — демократия в стране эволюционировала в сторону авторитаризма, от которого до «кастрокоммунизма» рукой подать. Возможность установления режима по кубинскому образцу и связанной с этим утраты материального комфорта, который обеспечивается «нефтяной рентой», больше всего пугает венесуэльского обывателя.

«Усложнение» эмоциональной жизни венесуэльцев было замечено психологами. Интересные наблюдения сделал Роберто де Вриес: «Для венесуэльцев до 2002 года была характерна только одна из четырех основных эмоций — радость. Мы были „патологическими“ весельчаками. Это была радость без причины, по любому поводу, вне реалий, вне временных ограничений. Она не имела отношения к радости по поводу конкретного успеха, это было стилем жизни… Возникновение образа венесуэльца — носителя чистой радости — привело к тому, что нас стали воспринимать как поверхностный народ»[16]. Только в 2002 году (после попытки апрельского путча) венесуэльцы открыли для себя, что существуют другие эмоции: ярость, грусть и страх. Де Вриес считает, что усложнение спектра эмоций будет полезным для «весельчаков», потому что поможет венесуэльцам «расти, мужать и дополнять друг друга в индивидуальном и коллективном плане».

Эгоцентричность венесуэльцев препятствует их естественному вживанию в иную национальную среду, даже, казалось бы, в братских странах Латинской Америки. Там венесуэльцев нередко воспринимают как «высокомерных», «эгоистичных», «самодовольных». Венесуэльцы не слишком раздумывают над тем, где можно пустить пыль в глаза, а где лучше воздержаться. В союзной Боливии, большая часть населения которой живет скудно и бережливо, «официальные боливарианцы» демонстрируют расточительность и склонность к bochinche, чем вызывают неприязнь даже у своих политических сторонников. И попробуй намекнуть на это «начальству» этих гуляк в Каракасе: лица каменеют, в глазах возникает недоверие — это типичный наговор, клевета и зависть.

Коренные венесуэльцы относятся к иностранцам («мусью» в бытовой лексике венесуэльцев), приезжающим в страну на ПМЖ, без тёплых чувств. Наша соотечественница, назвавшая себя «KaSandra», поделилась в Интернете впечатлениями, возможно слишком эмоциональными, о своих попытках устроиться в Венесуэле. Приведу характерный фрагмент:

«Я просто со смеху покатываюсь, читая комментарии соотечественников, которые хотят ехать в Венесуэлу, чтобы там жить, учиться и работать. Слишком много фантазий, и поэтому обведут вас там вокруг пальца как последних лохов. Венесуэльцы — хитрый и лицемерный народ. На вид они очень обаятельные и приятные, но вы никогда не узнаете, как они к вам относятся на самом деле. Они будут вас обнимать, целовать, говорить, какой вы умный и хороший, а про себя в это время думать: ну и лопух же ты! — или что-то в этом роде. Я хорошо знаю эту страну и людей. Чтобы там выжить, нужно быть такими, как они, и добиваться своего, отбросив всякие моральные принципы, исходить во всём только из своих собственных интересов, плевать на всех и при этом очень мило улыбаться и говорить, какие они все хорошие и красивые. Чем больше у вас лицемерия, тем легче жить в этой стране».

В упомянутой книге «Кто мы, венесуэльцы?» есть глава, посвященная пришлому люду — кубинцам, аргентинцам, перуанцам, колумбийцам, выходцам из островных стран Карибского бассейна. Все они под неумолимым аналитическим скальпелем автора выглядят не слишком привлекательно. Вывод понятный: в Венесуэле без пришельцев жилось бы лучше. Они претендуют на своё жизненное «пространство», рабочие места, корректное отношение к себе, а по мере укоренения и получения гражданства — на полное правовое равенство с венесуэльцами. Впрочем, получение гражданства в Четвёртой республике часто растягивалось на десятилетия, процедура получения венесуэльских удостоверений личности долгие годы была обставлена неимоверным количеством бюрократических препятствий, преодолеть которые удавалось только с помощью