Углицкое дело - [17]

Но все равно пошел дальше, прошел мимо Спаса, в котором раньше прятался Осип, покуда спасский поп его оттуда не вывел, после прошел мимо колокольни, с которой неизвестно пока кто и неизвестно по чьему велению начал тогда бить в набат, а теперь за это Ефрем будет спрашивать строго – так, что язык отнимется! Или отнимут, подумалось дальше, после чего Маркел прошел через ворота, устроенные в проездной Никольской башне, и вышел на мост.

На мосту стоял стрелец – с той, с посадской стороны. Маркел вышел на середину моста, посмотрел в ров и ничего там не увидел. Ров был пуст. Ров был старый, наполовину обсыпавшийся, поросший сорной травой. Когда-то там была вода, а еще вчера там на дне лежали убитые люди, а теперь там было пусто. Маркел перешел через мост, подошел к стрельцу, узнал его, а стрелец, видно, узнал Маркела, и Маркел спросил:

– А где все эти? – и кивнул на ров.

– Забрали всех, – сказал стрелец. – Давно уже.

– Кто забирал? – спросил Маркел.

– Люди, – сказал стрелец. – А что? – Но тут же добавил: – Вон, у него лучше спроси, – и указал рукой.

Маркел обернулся и увидел, что к ним подъезжает Иван Засецкий, то есть тот самый стрелецкий голова, с которым он так нескладно поговорил в Троице. Зато теперь Маркел сразу сказал – и громко:

– О, Иван! Давно не виделись! А где твой брат?

Засецкий важно нахмурился, молча подъехал, молча сошел с коня, молча бросил повод (а стрелец ловко его поймал) и, кивнув Маркелу, ступил в сторону. Маркел ступил за ним. Засецкий, еще помолчав, тихо сказал:

– Уехал брат. И все его уехали. В Ярославль, брать Афанасия, их старшего! Как я тебе и говорил. Вот так!

То есть, подумал Маркел, это они и вправду думают, что Афанасий Нагой хочет поднять (или даже уже поднял) Ярославль. Ого, подумал Маркел дальше, но вслух, как всегда, ничего не сказал.

– Вот! – еще раз сказал Засецкий. – От него вся измена! Он всему зачинщик! А вы: царевич, царевич!

Маркел подумал, что молчать нельзя, стрелецкий голова еще обидится, и поэтому спросил:

– Что за измена?

– Э! – насмешливо сказал Засецкий. – Тебе это надо было первей меня знать! Это твоя служба! – Но после, еще раз усмехнувшись, сказал: – Быстро всплыло! С самого утра, еще не развиднелось толком, а приказчик уже челобитную подал!

– Какой, – спросил Маркел, – приказчик?

– Русин Раков, городской! – сказал Засецкий. – Власть местная. Сразу боярину Василию, через Нагих. Ох, Михайла Нагой гневался! Челобитная ведь на него написана! И на всех их, вот как! И также на Муранова, и на его губных, на всех, я говорю! И даже на нее, вот так! – И тут он даже рубанул рукой по воздуху. После чего спросил: – На нее – это ты знаешь, на кого?

– А на нее за что? – спросил Маркел. – Ей-то когда было чего? Горе же какое было!

– А другим что, не горе?! – уже совсем громко воскликнул Засецкий. – Государь скольких слуг верных лишился сразу – это как? Это не горе, да? А кто кричал их убивать?! А кто кричал бить в набат?!

– Она, что ли? – спросил Маркел.

– Она, – сказал Засецкий. А помолчав, добавил уже тише: – А ее на это братья надоумили. А братьев – дядя Афанасий. Вот мы за ним и послали. Вот так!

Ого, подумал Маркел, сколько всего сразу! А он тут ходит, непонятно кого ищет. И спросил:

– А где отсюда все?

– А кто тебе здесь нужен? – настороженно спросил Засецкий.

– Да, – сказал Маркел, поморщился, потом дальше сказал: – Да ребятишки кремлевские, Петрушка Колобов, Марьи постельницы сын.

– Э! – сказал Засецкий и посмотрел на Маркела, наверное, хотел спросить, зачем ему этот Петрушка, но не стал, а только молча повернулся к стрельцу.

Стрелец сказал:

– А они, вся ребятня, за покойником пошли. Он впереди, а они сзади. Понесли его, не сам пошел, конечно, а они за ним.

– Тут было много покойников, – сказал Маркел. – А за каким они?

– Много, – сказал стрелец, – ой, много. А они туда! – и указал правее Торга опять на ту же улицу, по которой они все сюда и прибыли, то есть на Богоявленскую.

Маркел повернулся к Засецкому.

– Ну, иди, иди, вынюхивай! – насмешливо сказал Засецкий. – Вижу, ты уже что-то задумал. Ну, иди!

Маркел развернулся и пошел. Теперь он шел еще быстрее и при этом думал, что ну и что, ну и начнут люди боярина его искать и не найдут, невелика беда, зато беда будет тогда, если он напрасно проболтается и вернется ни с чем. Но он же идет по делу, он же чует, что он не напрасно идет! Вот о чем Маркел тогда еще подумал и пошел еще быстрей, уже стараясь ни о чем лишнем не думать и не вспоминать ничего. Так он перешел через площадь, затем мимо Торга, народу там было мало, а дальше кабацкий двор и вообще стоял закрытый, потому что обедня еще не только не закончилась, но даже и не начиналась, и вышел к посаду. То есть там был, конечно, еще один мост, даже скорей мосток через ручей, Маркел перешел через него и уже только тогда оказался совсем на посаде. И сразу остановился, потому что он теперь увидел, что дорога перед ним раздваивается – левая идет на Богоявленскую улицу, по которой он вчера уже ездил, а правая, мимо церкви, идет на еще одну улицу, Ильинскую, как после оказалось, и которой он вчера не увидел.