Удивительный хамелеон (Рассказы) - [47]

Они смотрят на меня. Наверно, они видят во мне обычного человека, который, наверно, им нравится. И это удивляет меня каждый день.

* * *

Я возвратилась домой. Я стою рядом с тобой. Ты обнимаешь меня, целуешь.

И может быть, ты даже очень хорошо понимаешь, что внутри меня живет маленькая бело-рыжая собачка с хлюпающим носом, замерзшими лапами и очень острыми зубами.

Перевод Е. Ермалинской

Дом, где жить невозможно

В детстве мы с сестрой были едины, словно два переплетенных цветка. Но срослись мы так, что стебли наши можно было осторожно отделить друг от друга, не нанеся нам ни малейшего вреда. Единственная странность, которая так и не исчезла, заключалась в том, что у нас осталась общая душа, сознание, или как там это теперь называется. Одним словом, я могу чувствовать то, что происходит с моей сестрой, и то же самое может она. Я даже вижу то, что видит она, и слышу то, что она слышит, даже когда она далеко от меня. Перед моим внутренним взором словно возникает некий сон или видение, но я всегда знаю, что поймала волну моей сестры. Она не может помешать мне подглядывать. Равно как и я не могу помешать ей. С другой стороны, ни она, ни я не в силах вмешаться в ход событий, и потому мы просто развлекаем себя наблюдением за тем, что видит и чувствует другая. Иногда мне даже удается ненадолго заглянуть в мысли незнакомых людей. Стоило мне один раз понять, как это получается, и теперь я проделываю такое с легкостью.

Эти строки пишу я, Кармилла, ведь моя сестра София не любит копаться в себе.

Все началось с молодого человека; с того самого молодого человека, с которым София познакомилась в кафе сегодня утром, пока я осталась дома подремать, поскольку у меня была мигрень. Предполагалось, конечно, что я буду спать, но мне не спалось, и я стала подглядывать за сестрой. Пойти в кафе я не могла, потому что на улице стояла жара и у меня раскалывалась голова.

Мы с Софией снимаем дом на острове Готланд, у скал в местечке Фридхем. Мы не живем подолгу на одном месте.

Говорят, что здешний воздух превосходен, кажется, тут раньше был курорт. Может, морской воздух излечит нас от самых разных недугов, подумали мы.

— Кармилла, я пойду в кафе выпить чашечку кофе и полюбоваться на море, а ты отдыхай, — сказала мне София, и я решила, что могу спокойно поспать, потому что там будут, скорее всего, только мамаши с детьми да немецкие туристы.

И как же я ошиблась! Я очнулась от дремы, когда перед моим внутренним взором предстал молодой человек весьма приятной наружности. Выходит, у Софии появился кавалер, что неудивительно. Видели бы вы Софию! На вид она совершенно как девочка, хотя ей тоже тридцать. А возможно, и много больше. Но время не оставило на ней и следа. Она очаровывала той самой непорочной красотой, на которую попадаются мужчины, хотя жизнь давно лишила их мечты о такой женщине. Им начинало мерещиться, будто они вдруг очутились у заколдованного лесного озера, они чувствовали, как их обнимает мягкая настороженная тишина, они вдыхали запах едва распустившегося в сумерках белого цветка. Да, им казалось, что они ясно слышат призывный звук манка молодой пастушки, отбившейся в лесу от стада белых безрогих коров с нежными глазами. Нет, тут мне следует придержать язык, потому что я не из тех, кто испытывает людское терпение. Одним словом, она появлялась перед ними, словно олицетворение неподдельной истины, словно отклик на их тоску, такую большую и наивную, что обычно они даже не могли поверить, что встретили свою мечту. Девушка у колодца… танцующая в летней дымке… кристалл чистейший.[27]

Все это я увидела в глазах молодого человека. Я увидела и много другого, пока моя голова была скована железным обручем мигрени. Молодой человек был из тех, что хотят казаться старше. Из тех, кому наскучил образ студента-шалопая. Из тех, кто считает, что несет на себе некий груз, чуть ли не бремя, сгибаясь под его тяжестью, и не знает, куда бы приложить этот тяжкий дар, с кем бы разделить его. На его лбу красовались те самые морщины, которые бывают на лицах юношей, переживших драму вселенской Истории. Он чувствовал себя ископаемым: казалось, его мысли шли из глубины веков. А на другом конце мысли, то бишь Истории, ныне болтался он, привязанный длинным шнуром своей памяти, словно астронавт в открытом космосе. Это вовсе не повод для шуток. И все же немного странно: откуда берется это чувство причастности к началу мира? Быть может, нечто внутри нас продолжает жить на протяжении всех наших жизней? Или просто-напросто все прочитанные книги, все увиденные фильмы, вся услышанная музыка дают это ощущение духовной отягощенности?

Как вы понимаете, я им тоже обладала. И потому сразу почувствовала жалость к этому молодому человеку, к тому же такому симпатичному. При всем при том выясняется, что он не так уж молод. Он только что признался, что ему тридцать четыре.

Итак, когда я впервые увидела их, он как раз рассказывал о себе. Он пробовал учиться и работать во многих местах, но в данный момент учился на архитектора.

— Вы, наверно, мечтаете спроектировать необыкновенный дом? — спросила София.