Удивительное происшествие - [9]

Борька сейчас же запихнул монетку в щель, щель её аппетитно съела, и в трубке раздался знакомый гудок, приглашающий набирать номер.

— Берёза? Ты?

— Ага, — рявкнула трубка Берёзиным голосом.

— Слушай, Берёза, какой у нас последний урок был?

— Что?

— Какой был последний урок сегодня?

— А это кто спрашивает?

— Кто-кто, не всё ли равно, кто.

— Не всё равно.

— Ну Борис.

— Бори-ис? Лопухов? Врёшь!

— Честное пионерское!

— А ты что, заболел?

— Почему заболел?

— Так ты ж был на последнем уроке, передо мной сидел.

— Ну и что?

— Ну и ничего. Раз был, чего спрашиваешь? На пушку берёшь?

— Ни на какую ни на пушку. Я… забыл.

— Что забыл?

— Какой был урок.

— А почему забыл? Никогда не забывал, а теперь забыл?

— Заболел. Ты правду сказал, я заболел.

— Чем заболел?

— Это… болезнь… не знаю, как называется. Аппендицит, что ли?

— Бок болит?

— Не аппендицит, а склероз. Память отшибает. Начисто.

— Начисто?

— Начисто.

Трубка удивлённо замолкла.

— Берёза, ну скажи, какой урок был и что задавали?

— А зачем тебе?

— Надо.

— Зачем надо? Ты сроду уроков не учил, а тут «что задавали»? Разыгрываешь, я же знаю.

Борька разозлился да как стукнет по аппарату кулаком.

— Ну если не скажешь, Берёза, берегись! Тогда узнаемь! Так дам…

— Только попробуй, Лопух!

— Ха-ха, не пробовал? Забыл? Синяки прошли?

Трубка замолчала. Борька сообразил, что если Берёза ничего не скажет, то придётся бежать в школу.

— Берёза, эй! Скажешь — не трону.

Трубка молча сопела.

— Берёза, голос потерял?

— Не потерял.

— Ну скажи, а? Я тебе за это… бинокль поглядеть дам, гляди в обе стороны, в ближнюю и дальнюю. Гляди, сколько хочешь, целых пять минут.

— Честно?

— Честно.

— Было литературное чтение, задали стих.

— Какой стих?

— Чепуховый. Полстранички.

— А как начинается?

— Начинается «когда».

— Что когда?

— Так начинается «когда».

— А кончается?

— Сейчас…

Трубка что-то зашептала, забормотала, видно, Берёза бубнил себе под нос стихи наизусть.

— Кончается «там».

— Где там?

— Не где там, а кончается «там».

— Чудно как-то начинается и кончается.

— А я виноват? Ну когда дашь бинокль?

— А какая страница по учебнику?

— А его в учебнике нету. Он в книжке. У полкласса есть, а у кого нет, переписать надо, у кого есть.

— А какая книжка?

— «Басни» называется.

— И.А.Крылов? У меня есть! — вспомнил Борька.

— Ага, Крылов. А чего иа?

— А я почём знаю, написано И.А.

— Наверно, зовут его И.А., — сообразил, наконец, Берёза.

— А про что басня? — допытывался Борис.

— Про рака, про рыбу и про гуся. Нет, не про гуся, а про лебедя. А рыба — щука. Только она не про них, а про товарищей.

— Ничего не понимаю, то про гуся, то про лебедя, то про товарищей.

— Выучи — поймёшь.

— А как называется?

— Я забыл.

— Погляди.

В трубке что-то зашлёпало, это, наверно, Берёза побежал глядеть название и зашлёпал по полу. Потом трубка радостно рявкнула:

— «Лебедь, щука и рак» называется. Ну когда дашь?

— Что когда дам?

— Бинокль.

— Ха-ха! Бинокль захотел! Шиш я тебе дам. Могу с маслом. Хочешь с маслом? Могу без масла.

— Что без масла? — не понял Берёза.

— Шиш!

— Шиш? Ах, ши-иш?!

Трубка сначала не поверила в обман. Ей показалось, что она просто ослышалась, не поняла, а потом, когда Лопух повторил свои подлые слова, до того взорвалась, стала орать, хрипеть, визжать, что, казалось, вот-вот разлетится на куски. А Борька стоял и слушал. Молча. Если бы у него было нормальное лицо, то на нём, вероятно, отразилась бы довольная ухмылочка, на которую со стороны ужасно противно смотреть.

Когда трубка начала понемногу стихать, Борис спокойным голосом спросил:

— Ну, Берёзочка, всё? Приветик! — и бряк! повесил трубку на её обычное место.

Не твоё! Отдай!

Девчонкина сумочка висела на гвозде. Белая, пластмассовая, словно кружевная, только плетение у кружев очень крупное. Сквозь дырочки видно то, что в ней лежит. Вон голубеет бумажка, похожая на билет в кино. Наверно, девчонка действительно собиралась на «Королевство кривых зеркал».

И ещё в сумке есть что-то. Оно завёрнуто в газету и с любопытством глядит на Борьку, чуть-чуть высунувшись из-за кружевного края. Это «что-то» было большое, сумка из-за него сделалась толстухой. Борька пощупал его руками, оно оказалось мягким, податливым. Что это могло быть? Вытащить бы его из сумки и поглядеть. А что? Вот он сейчас возьмёт и поглядит. Кто ему запретит?

Борька оглянулся по сторонам и вдруг через стеклянный бок кабины увидел… её. Белобрыску! Переминаясь с ноги на ногу, она стояла недалеко от автомата и огромными, круглыми глазами глядела на Борьку. Брови не улетели в космос, пока ещё были на ней, только не над самыми глазами, как обычно, а примостились где-то на лбу. От этого лицо девчонки было ужасно удивлённым.

Борька понял — она вернулась за сумочкой, но боится войти в кабину.

«Ах так? За сумочкой пришла? Боишься меня? Ха-ха!» — мысленно торжествовал он и на её глазах хвать с гвоздя сумочку. Подбежал к девчонке, помахал сумочкой перед её несом и… помчался по улице.

Бежал Борька не очень быстро, потому что знал: девчонка не будет его догонять. Ведь лицо её стало совершенно перепуганным, когда он махал сумочкой.

Но вдруг за его спиной шлёп-шлёп-шлёп. Что такое? Борька оглянулся. Девчонка с перепуганным лицом бежала за ним, смешно шлёпая по асфальту белыми тапочками. Ого! Вот это да! Бежит! Перепугалась, а всё равно бежит. Ненормальная девчонка какая-то.