Удиви меня - [57]

Дэн совсем не такой. У Дэна открытое лицо, глаза ясные и правдивые. Если он хмурится, я всегда могу понять почему. Если он улыбается, я знаю, что могло его рассмешить. В Роберте забавно лишь то, что с таким же невозмутимым видом он мог бы держать в руках мешок палача с отрубленными головами, совершенно не догадываясь, что он сам их только что и срубил.

И тут же мгновенно себя отчитываю за подобную мысль. Хватит преувеличивать. Он не такой уж и плохой.

– Большинство телефонных номеров начинается с нуля, – сухо произносит он.

Вот черт. И его дурацкий кипящий котел. Да он следил за моими пальцами, чтобы подловить меня. Это все же доказывает, что я была права. Мне стоит быть осторожнее рядом с ним.

– Но не все, – невнятно бормочу я и открываю на компьютере первый попавшийся документ – смету на клавесинный концерт, который мы устраивали в прошлом году. М-да. Ладно, если спросит, что я делаю, скажу, что провожу ревизию бухгалтерских книг.

Вот я, фальшивая и, наверное, потихоньку краснеющая от стыда (я же не могу видеть свое лицо), сижу перед его уничтожающим взглядом… А знаете, это полностью его вина, решаю я. Он одним своим присутствием нагнетает атмосферу донельзя. Это не способствует… да чему угодно это не способствует. К счастью, слышу торопливые шажки Клариссы на лестнице. Она входит и издает сдавленный писк, когда едва не натыкается на него.

– Хорошо, что ты здесь, – внезапно обращается к Клариссе Роберт. – Я хотел поговорить с вами обеими. Мне нужны четкие ответы на совершенно определенные вопросы.

Вот об этом я и говорила. Почему его голос такой властный?

– Хорошо, – говорю я с прохладцей в голосе. – Кларисса, не приготовишь ли нам всем кофе? А я пока закончу тут.

Не собираюсь прыгать с многоэтажки, если он вдруг прикажет. И не собираюсь отвлекаться от своих дел. Мы занятые люди, у нас есть работа. Он думает, мы целыми днями пьем чай и печеньки трескаем?

Закрываю концертную смету, перемещаю в папки несколько «бездомных» документов (Кларисса всегда оставляет их на рабочем столе), бездумно щелкаю на какое-то JPEG-изображение на рабочем столе. Экран заполняет тетенька с перекачанными коллагеном губами и в полупрозрачном бюстгальтере, который она похотливо прикрывает ручками (идеальное расположение кистей). Желудок мой в ужасе делает двойное сальто. Вот дерьмо, какая же я идиотка. Закрывайся, закрывайся… Закрывайся, дурацкая фотка, кому говорят!

Спорим, лицо мое побагровело, когда я словно умалишенная принялась кликать мышью, чтобы избавиться от позорной картинки навсегда. Наконец она исчезает с глаз моих, а я поворачиваюсь в кресле, не в силах сдержать нервный, визгливый смех.

– Вы, должно быть, удивились, что такая фотография делает на моем рабочем столе! Вообще-то это… – Думай, Сильви, думай! – Это мое исследование. Для возможной… эротической выставки.

Мое лицо пылает. Я не должна было произносить «эротической» вслух. В этих стенах произнести «эротика» все равно что сказать слово «влажный» в определенном контексте. (Если вы понимаете, о чем я.)

– Эротической? – Роберт буквально ошеломлен. (В другое время я бы порадовалась, если бы мне не было так стыдно.)

– Исторической. Человеческая сексуальность сквозь века. Викторианская, эдвардианская эротика. Эротика в искусстве. Ретроэротика начала прошлого века. Я только на ранней стадии планирования, – запинаясь, заканчиваю я.

Тишина.

– А разве в Уиллоуби-хаус есть полотна на эротическую тематику? – нахмурился Роберт. – Я думал, моя тетушка не жалует подобное.

Конечно, не жалует! «Крайне не одобряет», я бы сказала. Но я должна что-то ответить, и где-то в глубине моей памяти всплывает нужное изображение.

– Есть фотография девушки на качелях в архивной фототеке, – говорю я.

– Девушка на качелях? – приподнимает бровь. – Звучит не очень…

– Она обнажена, – уточняю я. – И довольно… полновата. Но для викторианского джентльмена она бы выглядела привлекательной.

– А для современного мужчины? – сверкает глазами он.

А это вообще законно, сверкать глазами таким, как он? Притворюсь, что не заметила. Или что не услышала вопроса. Или что вообще не начинала этот разговор.

– Вы, кажется, хотели у нас что-то спросить? – меняю тему я.

– Я хочу знать, что ты делаешь здесь весь день, – скалит зубы он, я же мгновенно начинаю злиться. (И с каких это пор он ко мне на «ты»?)

– Мы заправляем администрацией Уиллоуби-хаус и занимаемся сбором средств.

– Отлично. Тогда ты сможешь мне объяснить, что это такое.

Он показывает на нашу Лестницу. (Да, именно так, опять с большой буквы.) Это деревянная библиотечная лесенка, но по ней никто не взбирается, так как все ступеньки уставлены ящиками с карточками. Сглатываю, когда слежу за взглядом Роберта. Должна признать, эта лестница довольно странная даже по нашим стандартам.

– Это наша картотека с рождественскими открытками, – поясняю я. Миссис Кендрик помешана на рождественских открытках. Огромная, битком набитая коробка на верхней ступеньке – это то, что мы получили на Рождество в прошлом году. Средняя ступенька – это открытки на этот год, еще не подписанные. Нижняя – уже подписанные открытки, мы заполняем по пять открыток в день.