Удав и гадюка - [76]
— Я верна вам господин, верна. Я безмерно люблю вас!
На это Илла лишь мерзко улыбнулся, как улыбаются опытные палачи своим жертвам, и немного наклонил туфлю, отчего Сапфо с двойным рвением принялась расцеловывать другой бок расшитой золотом черной мягкой обуви.
— Сапфо…
— Да, да мой господин. Пожалуйста, прошу, извините меня! Я…
— Снимай все украшения, Сапфо, — оборвал горячие мольбы Илла.
Суккуб вздрогнула всем телом, захлебнувшись ужасом, и принялась дрожащими руками снимать с рогов звенящие цепочки.
— Быстрее, Сапфо. Быстрее, — недовольно заметил Илла, затем обратился к нависшему над женщиной охраннику. — Латхус, помоги даме.
Наемника долго уговаривать не пришлось. Ухватившись перчаткой за блестящие серьги, которые гроздьями висели на ушах, богато окаймляя их, телохранитель дернул на себя. Снова тонкий вскрик. Запах крови растекся по комнате, а Латхус безжалостно сорвал серьги уже с другого уха. Затем продолжил снимать кольца с пальцев, с хрустом выворачивая их. К несчастью для суккуба, она любила баловать себя подарками за золото господина, и оттого на каждом ее изящном пальчике с острым ноготком покоилось по колечку.
Сапфо истошно кричала, билась об пол, пытаясь защититься от ловкого телохранителя, сжаться в ком, и ее вопли стояли в ушах непроходящим звоном.
Взволнованные Габелий с Дигоро посмотрели в сторону белого, как снег, Юлиана. Не сказать, что вид корчащейся в муках девушки, которой безжалостно и с хрустом ломали один за другим пальцы, привел вампира в ужас. Нет, к виду смерти Юлиан уже привык, и молящая пощады Сапфо не вызывала у него ни сочувствия, ни радости. На мгновение северянин даже задумался, как он бы поступил с той, что улыбалась бы ему в глаза с собачьей верностью, а за спиной порочила одно лишь его имя? Наказал бы он подобную изменницу с такой же жестокостью и злобой? Эту злобу, что переполняла тщедушное тело, Илла прятал под полуулыбками. Но она все же являла себя: кружила, как гарпии над трупом, вокруг Консула невидимым, но гудящим роем, пугая всех вокруг. Раба пробирало до дрожи от одного вида Советника, который время от времени поворачивался и в его сторону.
На смену истошным крикам, вторящим хрусту костей, пришли заунывные стоны. Некогда нежная и трогательная Сапфо теперь безумным взглядом затравленного зверя смотрела на повисшие пальцы. Никогда ранее она не испытывала такой боли, и от того потеряла рассудок и могла теперь лишь дико и протяжно выть.
— Латхус, освободи эту женщину от бриллиантового ожерелья.
Кажется, к Сапфо ненадолго вернулся разум, и она уж было схватилась в отчаянии за золотое украшение вокруг шеи, чтобы снять, но Латхус успел первее. Он намотал цепь на руку. Горло оказалось в тисках. Сапфо захрипела и задергалась в объятьях наступающей смерти. Поломанными пальцами она еще тужилась поддеть цепочку, но ее бесполезные попытки заставляли Иллу улыбаться еще шире. Когда цепь не выдержала и с тихим бряцаньем лопнула, уже пальцы Латхуса обвились змеей вокруг сделавшей вдох женщины. Противно заскрипели кожаные перчатки. В конце концов, некогда изящное и упругое тело замерло в отвратительной позе. Воцарилась жуткая тишина. Советник перевел взгляд в сторону другой комнаты, откуда глядели дрожащие веномансер, маг и Юлиан под охраной Тамара.
— Тамар, приведи раба, — расслабленный и слегка насмешливый голос прозвучал, как смертельный приговор.
Юлиана подтолкнули в спину, и он безропотно повиновался — в комнате было два представителя культа Раум, которые знали свое ремесло. И еще с несколько десятков стражников снаружи. Остановившись у трупа Сапфо, раб посмотрел на Иллу. Тот весело и мерзко улыбался, как палач.
— Это создание показало, где ее истинное место. Но ее кровь на твоих руках, — произнес Советник. — Если бы ты не ответил на ее непотребный и похотливый взор своим, эта шлюха была бы еще жива. Ты посмел поднять свои наглые глаза на то, что принадлежит мне также, как и ты — и за это будешь наказан.
Илла замолк и уставился в ожидании на немого и мрачного раба.
— Где твой ответ, раб?
— Я виновен в случившемся, но что толку мне молить вас, если вы все уже рассудили?
Юлиан покосился на отстегивающего с бедра плеть Латхуса, с радостью понимая, что Советник решил отделаться телесным наказанием.
— Десять ударов плетью ему, Латхус.
Что такое десять ударов плетью в сравнении с тем, что надумал сам себе Юлиан? Что такое десять ударов плетью в сравнении с тем, что способен выдумать такой искусный мучитель, как Илла? Когда раба стала кусать плеть, тот, сдерживаясь от вскриков, чтобы не доставлять удовольствие всем окружающим, заметил, что Латхус бьет не так сильно, как мог бы. На полпути его рука намеренно замедлялась, и кнут хлестал уже по инерции, не оставляя рассеченных кровавых полос.
— Раба в малую гостиную, а это… уберите, — сухо произнес старик после наказания, указав на труп Сапфо, а потом обратился уже к слуге. — Принеси пару графинов.
Прислуга растворилась в ночи, направляясь к подвалу, где, как узнал недавно Юлиан, содержали пару живых людей. Встревоженным взглядом маг Габелий посмотрел на своего молодого соседа по комнате, к которому уже успел привыкнуть, пока Дигоро с ядовито-довольным видом от вечернего зрелища уже поднимался на третий этаж. Под присмотром Латхуса северянин вместе с Иллой зашли в гостиную, в то время как Тамар остался внизу, у тела. Юлиан встал в углу и уставился мрачным взглядом в пол, чувствуя, как горит спина.
