Удав и гадюка - [70]

— Я тебе уже сказал «нет», Сапфо. Не мозоль мне глаза, если не можешь сообразить ничего свежее баллад столетней давности.

Сапфо вздрогнула вместе с фиделью, уже упертой корпусом между ее ног в диван.

— Может, вам понравится песнь «О небожителе Ноэля и морском чудовище»?

Юлиан, сохраняя наружное спокойствие, внутри сжался в ком и ощутил сильнейшее беспокойство. Казалось бы, зря, ибо новости об убийстве обитателя старых легенд — Левиафана, уже давно расползлись по всему Югу и Северу. Но все равно северянин внутри дрожал, словно вор, которого вот-вот поймают с поличным — Юлиан боялся, что в очередной вариации песни люд вспомнит о кельпи.

— Хорошо, пой.

В комнате зазвучала песня, сплетенная с тягучей фиделью, и Советник прикрыл в наслаждении глаза. Сапфо пела, Сапфо касалась души своим чарующим и слегка хриплым голосом, своим томным взглядом из-под пушистых ресниц, который она дарила лежащему напротив старику Илле. Ее голос разбавлялся легким звяканьем цепочек между рогов, когда куртизанка вскидывала голову, чтобы густые локоны не упали на струны. Почти все слушали Сапфо в некотором отрешенном умиротворении, в том, когда музыка отрывает от земной тверди и уносит в мир баллад.

Лишь Дигоро, ханжа Дигоро, с кислым выражением лица тихо фыркал под нос, как отчаянный ненавистник поэтов, менестрелей и блудных женщин — в общем, всех детей Зейлоары. И два телохранителя — Тамар и Латхус — те тоже остались недвижимы и недосягаемы для трогательной музыки, которая с появлением в строках Левиафана стала стремиться к апогею. С рыбьим взором члены Культа Раум, у которых, как счел Юлиан, может и не было вовсе души, озирались по сторонам, пребывая в состоянии вечного выискивания опасностей.

И вот Левиафан пал от руки Небожителя и медленно погрузился на дно. Смычок замер, а потом медленно соскользнул со струн и уснул на коленях Сапфо, которая смотрела после пения возбужденно и глубоко дышала, вытирая со лба пот. Вечер был душным. С грацией кошки суккуб откинула за плечо пышную прядь волос и, отложив фидель, перешла на диван к утонувшему среди подушек Илле. Тот лениво приоткрыл один глаз. Сапфо мигом перевоплотилась в нежную и мечтательную особу и прильнула к старику, погладила по чистым от мазей участкам изъеденной язвами коже. От этого в недовольстве насупился лекарь и попытался взглядом намекнуть, что он, поди-ка, сейчас занят важным делом, но суккуб упорно не реагировала на призывы и лишь томно улыбалась.

— Мой властитель, вам понравилось? — прозвучал вкрадчивый голос.

— Это было неплохо, Сапфо, не лучшее исполнение, но недурно, — Илла прищурился. — Ты что-то хочешь от меня? Говори же, хватит стелиться вокруг меня вьюнком, я твоих полунамеков разгадывать не собираюсь. Ну же?

— Я всего лишь хотела поблагодарить вас за то замечательное шелковое платье, с оторочкой из меха чертят-альбиносов и брошью…

— К делу, Сапфо.

— Скоро праздник Прафиала, господин, — Сапфо подползла ближе к Консулу. — Будет большой пир!

Сапфо привстала на колени и обняла Иллу Ралмантона за худую шею, с подачи лекаря уже укрытую шарфом. Кисточка хвоста суккуба ходила из стороны в сторону, нервно подрагивая.

— И ты, конечно же, Сапфо, должна явиться туда во всем своем великолепии, использовав меня?

— Отчего вы так думаете, господин? Мне будет великой честью идти с вами рука об руку, стать вашим главным украшением на этом пиру, мой властитель, вашим самым прекрасным драгоценным камнем, обрамленным золотом! Вашим перстнем!

— Нет.

Глаза суккуба вспыхнули обидой, а цепочки между рогами чуть звякнули от резкого поворота головы.

— Достопочтенный Ралмантон, — чуть погодя еще раз попробовала Сапфо, целуя пальцы Советника, лаская полными губами по тяжелым кольцам. Делала это суккуб с невероятной силы страстью, а подернутые слезой, как у молочного теленка, глаза распахнулись и с мольбой уставились на Консула. — Вы говорили в том году, что подумаете…

— Сапфо.

— Я же пойду с Вами, да? Там соберутся все мои друзья из Золотого Города! Все-все…

Сапфо в волнении поцеловала Иллу. Ее бархатный голос окутывал вуалью и оставлял в теле чувство томления. В напряжении, умело скрытом под легкой улыбкой, суккуб замерла и посмотрела на Советника.

— Ты мишура, а не перстень, Сапфо, — прохрипел в смехе Илла. — Знай свое место, женщина — очень полезный навык. Мне не жалко для тебя сеттов. Хочешь еще украшений, пока твои рога не склонятся к земле от тяжести золота? Покупай, Сапфо, и красуйся среди подобных себе. Но не смей беспокоить меня такими пустыми капризами.

Сапфо отвернулась. Уставилась в пол и часто заморгала, а все вокруг: и безмолвная охрана, и маг с двумя веномансерами, — услышали тонкий всхлип. Впрочем, Иллу это не всколыхнуло, он продолжал сидеть с полуприкрытыми глазами и ждать, пока лекарь окончит процедуры. Уже за полночь царедворец с кряхтением встал, выпрямился и пошел, хромая, к мраморной лестнице.

— Сапфо.

Суккуб вздрогнула. Затем поднялась, расправила хрупкие плечи и пошла гордой походкой за господином, обойдя пышный красный диван. Голову она вскинула прямо, губы плотно и крепко сжала, а нос вздернула так, что образ ее стал заносчив и высокомерен. Впрочем, когда Сапфо проходила мимо стражи, она отвернула лицо с красными глазами в другую сторону и прикусила нижнюю губу, сдерживая всхлипы.