Удав и гадюка - [47]

Элегиар, конец 2150 года, зима

— Курчавый, вставай! — Юлиан дотронулся до спящего раба, когда все остальные уже одевались.

Смуглый мужчина с маслянистым хитрым взглядом потянулся, открыл один глаз и увидел нависшего над собой северянина.

— А, Ворона, ну чего так рано… — пробормотал раб и снова прикрыл глаза, чтобы досмотреть сладкий сон.

— Туй не в духе, помнишь?

Курчавый подскочил, будто его огрели чем-то по голове. Вспомнил, надсмотрщика вчера выпороли за то, что он заснул посреди бела дня на хозяйской скамье, пока рабы ходили сами по себе без присмотра. Из-за этого Туй не получит женщину на праздник Гаара, и все рабы знали, что им теперь придется несладко.

И действительно, спустя пару минут засов резко откинулся в сторону, а пожилой Туй злобно распахнул дверь. Маленькими впалыми глазками он уже искал жертву, которая была бы не одетой, чтобы выпороть. Однако все стояли, как по струнке, облаченные в шаровары, рубахи, жилетки и теплые плащи, и готовые, так что надсмотрщик как-то неожиданно растерялся. Злоба его сжалась и ушла вглубь, готовая выйти, когда найдется повод. Надсмотрщика подозвал к себе стражник, и тот ненадолго скрылся в доме.

— Хех, Туй обосрался! — с ухмылкой обратился к товарищам Аир, а затем повернулся к Юлиану. — Спасибо, Ворона. У тебя уши золотые.

Юлиан улыбнулся.

— Ты шапку-то надень, а то отмерзнет золото, — оскалился Аир, видя, что вампир вновь вышел на улицу налегке, да еще в расстегнутом плаще.

— Ты за свою спину лучше переживай, вон Туй идет.

Из дома выскочил багровый Туй и снова кисло скривился, увидев, что все на своих местах: кто-то метет, кто-то следит за деревьями, кто-то ковыряет мерзлую землю, убирая корешки опарийки. Это вредное растение-лоза любила оплетать цитрусовые деревья сада, змеей обвивалась вокруг азалий, ладанников, гибискусов и насмерть душила их.

Боролись с ней рабы неистово, однако это растение-паразит имело глубокие корни. И сейчас, зимой, скучающих невольников послали доставать из мерзлой земли корешки опарийки, чтобы по весне с ними было проще воевать.

Юлиан стоял на холодной земле на коленях и пальцами целой руки выдирал лозу из земли. А затем ловким образом большую часть сорняка кидал в шаровары, отодвинув и без того ослабленный кушак. Он так делал уже четыре месяца и был очень рад, что опарийка чертовски живуча и без устали лезла из земли даже зимой, устремляясь к другим растениям.

— Эй, бездельники! — закричал Туй озлобленно. — Живо за работу.

В воздух взвилась плеть, раздался хлесткий звук, и раб по кличке Гусь, который получил такое прозвище за своеобразную походку и горбатый нос, взвыл.

— Лучше мети! Завтра у хозяина будут гости!

Гусь склонил голову к груди, сжал губы и обиженно замахал метлой как можно чаще. Ну а Туй, выпустивший немного пар, сел на табурет и стал наблюдать за невольниками. Услышав про гостей, Юлиан отметил, что завтра придется действовать осторожно — Илла может вернуться раньше положенного.

К вечеру, когда все слегка подустали, и город подернулся сумрачной вуалью, Юлиан на корточках заполз за здание барака, продолжая ковыряться в земле. Затем, выглянув и прислушавшись, убедился — дверь на крытую террасу дома Иллы закрыта, шторы плотно задернуты, а надсмотрщик сидит на стуле и думает о чем-то своем. Юлиан резко разогнулся. Он разулся, встал на обувь, чтобы ноги остались чистыми и, чуть покачнувшись, прыгнул на стену здания и зацепился рукой за парапет. Легко и изящно подтянулся, выглянул, осмотрелся по сторонам и затащил себя на плоскую крышу. Та была со всех сторон укрыта парапетом, украшенным внешне орнаментами. Лишь в одном месте, позади барака, стенку пробили для стока воды.

Юлиан упал животом на крышу, прополз по-пластунски к высокому ограждению и скрылся за ним. Затем выгрузил из шароваров всю набранную лозу и принялся за привычную работу. В сгущающихся сумерках его пальцы ловко работали, переплетая между собой лозы размером с мизинец, а уши внимательно слушали, что происходило вокруг. За столь долгое время вампир приспособился действовать во всем одной рукой, пока вторая покоилась под рубахой. За полчаса он успел сплести веревку длиной в палец, затем взял конец уложенной вдоль парапета и придавленной камнями веревку длиннее, уже в пять васо, и вплел в нее маленький кусочек. Благодаря особенностям растения веревка еще не начала гнить, но Юлиан переживал, что рано или поздно это произойдет. Он мог бы найти место посуше, но тогда под риском провала оказывался вообще весь план побега.

Надсмотрщик дернулся, потянулся и приготовился встать. Чуткие уши Юлиана уловили его движение, и вот он уже ловко перекатился назад, перебрался через парапет и, подобно кошке, спрыгнул на свою обувь и обулся.

— Долго возишься! — взревел Туй, когда завернул за угол и увидел неторопливо дергающего сорняки северянина. — Глупая Ворона! Знаешь же, что я не в настроении.

Плеть хлестнула по спине, а Юлиан вскрикнул, чтобы надсмотрщик успокоился. Тот, увидев гримасу боли на лице невольника, ухмыльнулся и скрылся за углом. Ну а вампир, которого, к его неудовольствию, стали все без исключения, от рабов до охраны, звать не иначе, как «Ворона» — за длинный нос и черные лохматые волосы, что отросли до плеч, — продолжил ковырять ледяную землю. Нынче ударил мороз, и можно было не переживать, что ноги до колен окажутся в толстом слое грязи. В прошлые две недели, когда в барак занесли на толпу мужчин всего два таза с ледяной колодезной водой, Юлиан с трудом отмыл уже в черной после нескольких невольников воде все, что насобирал на ноги за период оттепели. И теперь старался быть аккуратнее.