Удав и гадюка - [48]

Чуть позже рабов загнали внутрь, и те привычно разлеглись на лежанках.

— Черт, я кажется забыл убрать ведро, — прошептал в ужасе Курчавый.

— Я убрал, — спокойно отозвался с лежанки из-под окна Юлиан.

— Спасибо тебе, Ворона! — довольно ухмыльнулся невольник. — Я уступлю свое место у тазика, когда будем мыться.

— Премного благодарен, — тихо рассмеялся вампир.

— Интересно, кто завтра придет к хозяину? — шепнул Аир. — Может Сапфо?

Все вмиг закатили кверху глаза, с похотью вспоминая точеный силуэт суккуба и высокую грудь, что упругими сосками норовила прорвать тонкую ткань платья. Это была та самая женщина в алой накидке, которую увидел в первый же день приезда в Элегиар Юлиан вместе с Фийей. Эта куртизанка по имени Сапфо, как оказалось, принадлежала Илле Ралмантону и оплачивала все украшения и костюмы с его щедрого кармана.

— Не, она была недавно же…

— А вдруг?

— Да не… — Курчавый мотнул головой с завитушками волос.

— Завели же в едальню барана, будут резать, — ответил Аир, прислушиваясь, не доносилось ли из барака блеяние. — Значит, человеческие блюда. Значит, Сапфо, она хоть и суккуб, но питается, как и людишки.

— Тогда точно нет! — сказал Курчавый. — Она ж сама говорила хозяину, когда тот на коленях у нее лежал в саду, что это… что она там делает?

— Блюдет силуэт, — подсказал памятливый Гусь. — Мяса она не ест, только фрукты и овощи.

— Значит, не Сапфо, — нехотя согласился Аир. — Жаль, конечно. А я-то уже соскучился. Хозяин тоже.

— Да ему то что, он же того, — глаза Курчавого мстительно засияли. — Вряд ли что может.

— Точно не может! Потому и детей нет. Поди-ка, ходячий труп.

Юлиан лежал калачиком на льнянике с прикрытыми глазами. Эти сплетни он уже слышал, и не раз. Когда Туй загонял рабов в барак, а сам еще ходил по двору, проверяя, всё ли те убрали, сотоварищи Юлиана по несчастью любили почесать языками.

— Я-то все знаю! — с важным видом возвестил Аир. — Я — самый старый раб у хозяина в этом доме и знавал его личного слугу, старика Ваха.

Прочие невольники, которые тоже уже все слышали не раз и не два, уставились на Аира в ожидании продолжения рассказа. Новостями рабов не баловали, поэтому обсуждать, кроме жизни хозяина и убраны ли все метлы — больше было нечего.

— Кстати, а чего от старика Ваха избавился-то хозяин? — спросил Курчавый, почесав грязное бедро.

— Не знаю. Но когда хозяин стал есть без помощи, то его перевезли сюда, и он потом продал Ваха на съедение оборотням. Может слишком старым был пень, кто ж его знать, а может чем разозлил. Но мне-то он все рассказал, так что я все знаю о жизни хозяина!

Аир прислушался, но, кажется, надсмотрщик еще не закончил обход.

— Вах говорил, что наш хозяин-то был ого-го раньше! За ним богатенькие бабы бегали толпой. Вон, как наш Ворона был — высоким, чернявым и бледным. И невеста у него была такая же, как говорил Вах, — дивная красавица.

— Это та, которую умыкнул какой-то аристократишка? — спросил со смешком Курчавый.

— Ага, она самая. Не помню, как ее звали, с варварских земель, дочка барона какого-то, — Аир не обладал хорошей памятью. — Так вот только, как говорил Вах, аристократ-то этот лучшим другом был нашему хозяину. Они вместе-то везде ходили, по борделям шастали и были, как твоя левая и правая, Курчавый. Но вот пробежал между ними чертенок, то есть бабенка эта.

— Были, как левая и правая Курчавого, а стали, как левая и правая Вороны, — гоготнул по-гусиному Гусь и посмотрел на спрятанную под рубахой культяпку раба. — Ни чести, ни совести у этих богатеев. Вон наш хозяин только честный, хоть и жестокий.

— Ага, только забываешь, Вах рассказывал, что даже после замужества та девка-то встречалась еще с хозяином по ночам. Тайно прибегала к нему, или он к ней шастал втихую. Всю ночь, мол, в обнимку лежали. А когда хозяина отравили, перед этим к нему эта же баба прибежала. Поскреблась, по словам Ваха, в дверь, как мыша, и зареванная вся явилась с дитятей пеленочным. Говорит, мол, ищут ее и того аристократишку, который их швырнул и сам свалил, наказывать будут, смерти требуют. И как бахнется в ноги Илле, подсовывая дитятя. Вах говорил, что бабенка-то тогда эта заверещала, мол, дитятя-то не мужа законного, а нашего хозяина.

— И что хозяин? Неужто поверил? С его-то нравом…

— Ну, молодой был, что взять. Вах говорил, что он пообещал найти ее потом, куда-то вышел с ней и дитятей. Вах прикрывал. Вывел что ль из дворца. А потом как вернулся в свою комнату, Вах ему подносит с кувшина кровь испить по просьбе. Захрипел, говорил старик, наш хозяин, засипел, как пару глотков сделал. Блевать стал чем-то белым да как рухнет на пол. И Вах-то побежал за помощью с криками. Его этот аристократишка-то отравил перед тем, как сбежать, видать.

— Если б к моей жене ложились в постель, я б тоже обиделся, — тихо шепнул Гусь и шипяще загоготал, еще тише, чтоб никто за стенами барака не услышал.

— Ну она ж его невестой была! — не согласился Аир. — Имел полное право наш хозяин-то. Я б так же сделал!

— Ага, и лежал бы потом хрипящей башкой пару лет.

— Тсссс… Не так громко, Гусь. Кто ж знал! Вах говорил, что этот хрен аристократичный отравителем был, королевским, — Аир поморщился. — Только вот потом, как хозяин говорить смог, он стал искать и бабенку ту с дитятей, и того хрена.