Ударная армия - [16]
— Ну, Николай Викторович… колотите нас новостями. Сядьте.
Полковник, улыбнувшись виновато, сел.
— Я выехал через пятнадцать минут после получения директивы. Член Военного совета приказал мне…
— Николай Викторович, я уже понял, что новость важная, — негромко сказал Рокоссовский.
— Виноват, товарищ маршал.
— Докладывайте, Николай Викторович. И сядьте вы, бога ради, удобнее…
Полковник сел на стул подальше, ослабил ноги.
— Приказано, товарищ маршал, передать в распоряжение Третьего Белорусского фронта четыре наши армии… — Лицо полковника было спокойным, но понял Марков: многое бы отдал полковник, чтобы на его месте сейчас был другой.
Рокоссовский закурил. Поискал глазами, куда бросить спичку. Никишов подошел к письменному столу, подвинул мраморную пепельницу.
— Спасибо… — Рокоссовский бросил спичку в пепельницу, поднялся с кресла, подошел к окну, стал смотреть на голые ветви березы, почти касавшиеся стекла.
Колотилась кровь в висках Маркова. Он видел в шести шагах от себя бледное, с едва проступившей седоватой щетинкой на подбородке, лицо маршала — не так молод он, как показалось Маркову при встрече у колонки…
— Надо было ожидать… Припекло генштабистов, — негромко проговорил Рокоссовский, повернулся к полковнику. — Какие именно, Николай Викторович?
— Пятидесятую, Третью, Сорок восьмую и Пятую гвардейскую танковую, товарищ маршал.
Папироска Рокоссовского потухла. Он швырнул ее в форточку.
— Давайте обедать, — сказал он, и полковник сейчас же поднялся, подвинул стул к столу.
— Закусим новость, — сказал Никишов.
Рокоссовский улыбнулся.
— Черт возьми, Николай Викторович, не могли вы явиться на десять минут позже…
— Штабников хлебом не корми, дай только возможность расстроить начальство перед самым обедом. — Усмехнувшись, Никишов подошел к столу. — Не ожидал от вас такого коварства, Николай Викторович.
— Начальство не расстроено, — сказал Рокоссовский. — Этого решения Ставки давно я ждал, делишки-то в Восточной Пруссии не из веселых… После успехов в Белоруссии кое-кто из москвичей начал думать, что немцу крышка, а он еще живой, подлец…
Никишов глянул на Маркова.
— Всеволод, проскочи к Лиде, пусть еще тарелочку для гостя…
— Благодарю, товарищ генерал, — торопливо сказал Ярцев. — Перед отъездом я… Благодарю.
— То-то смотрю — голодные генералы сытого полковника не разумеют, — улыбнулся Никишов.
Рокоссовский неторопливо помешивал серебряной ложкой борщ.
— Красивая вещица… Понимали господа арийцы толк в сытой жизни, мастера, мастера о своем брюхе позаботиться… Позавчера у Павла Ивановича Батова был, рассказывал он, как одного сержанта на комсомольском собрании парни расчехвостили, в вещмешке нашли бронзовую статуэтку нимфы. Шумят: «Голую немецкую стерву на своем горбу гвардейцу таскать — да такого позору в нашем полку не видели!» До слез парня довели…
— Русский солдат никогда барахольщиком не был, слава богу, — сказал Никишов. — Все богатство — чистая рубаха в мешке, для большого боя главный запас.
Рокоссовский глянул на Маркова.
— Жалеете о своем взводе, Марков?
— Так точно, товарищ маршал.
— Все бывает в нашей солдатской жизни… В середине ноября прошлого года Сталин мне звонит: собирайтесь принять командование Вторым Белорусским, на ваше место приедет маршал Жуков… Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! За что, говорю, такая немилость, с главного направления — на второстепенное? Ну, Сталин, разумеется, толковал что-то такое о замечательном полководце Косте Рокоссовском… А все-таки, если не кривить душой, обидно было… А теперь — половину армий фронта у нас оттяпали. Так что, Марков, мы с вами в одинаковом положении: вам жаль взвода, а мне четырех армий — Рокоссовский улыбнулся, отодвинул тарелку.
— Константин Константинович… может, целесообразно товарищу Сталину позвонить? — сказал Никишов.
— Решение Ставки — единственно верное, Сергей Васильевич. Только запоздалое. Надо было еще осенью усилить Третий Белорусский, смять к чертовой бабушке Восточную Пруссию превосходящими силами. На благородном языке учебников стратегии это означает простое понятие — недооценка сил противника… А мне докладывают сведения, в достоверности которых сомневаться не приходится. Их добывают разведчики, что действуют в немецких мундирах, понимаешь?.. Мне начальник разведуправления особо подчеркнул, что сведения поступают из абсолютно надежного источника, в перепроверке не нуждаются… Всем хороши победы, только иногда от них голова кое у кого начинает кружиться, а война этого не любит, война есть война… Ну, хорошо. Идем на свежий воздух, Сергей Васильевич, подышим. Кашу-размазню уж в другой раз отведаю…
— Константин Константинович, кушайте, — сказал Никишов.
— Идем. — Рокоссовский встал, и сразу поднялись все остальные.
Яловые, потерявшие блеск от недавнего мытья у колонки сапоги маршала неторопливо переступали по припорошенной свежим снегом земле, уже начинавшей к вечеру подмерзать. Никишов, шагавший рядом с маршалом, оглянулся на деревню — до нее было уже метров четыреста, красные и серые черепичные крыши блестели на закатном солнце.
У немецкой сожженной самоходки с бортовым номером «179» стояли четыре автоматчика в белых полушубках — парни из личной охраны маршала. Они отстали шагов на сорок, но ближе подходить не решались.
Роман опубликован в журнале «Иностранная литература» № 12, 1970Из послесловия:«…все пережитое отнюдь не побудило молодого подпольщика отказаться от дальнейшей борьбы с фашизмом, перейти на пацифистские позиции, когда его родина все еще оставалась под пятой оккупантов. […] И он продолжает эту борьбу. Но он многое пересматривает в своей системе взглядов. Постепенно он становится убежденным, сознательным бойцом Сопротивления, хотя, по собственному его признанию, он только по чистой случайности оказался на стороне левых…»С.Ларин.
Вскоре после победы в газете «Красная Звезда» прочли один из Указов Президиума Верховного Совета СССР о присвоении фронтовикам звания Героя Советского Союза. В списке награжденных Золотой Звездой и орденом Ленина значился и гвардии капитан Некрасов Леопольд Борисович. Посмертно. В послевоенные годы выпускники 7-й школы часто вспоминали о нем, думали о его короткой и яркой жизни, главная часть которой протекала в боях, походах и госпиталях. О ней, к сожалению, нам было мало известно. Встречаясь, бывшие ученики параллельных классов, «ашники» и «бешники», обменивались скупыми сведениями о Леопольде — Ляпе, Ляпке, как ласково мы его называли, собирали присланные им с фронта «треугольники» и «секретки», письма и рассказы его однополчан.
В конце Второй мировой Гитлер поставил под ружье фактически все мужское население Германии, от подростков до стариков, — необученные, плохо вооруженные, смертельно испуганные, они были брошены на убой, под гусеницы советских танков. Одним из таких Todeskandidaten (смертников), призванных в Фольксштурм в последние месяцы войны, стал 43-летний фермер из Восточной Пруссии Пауль Борн. Он никогда не был правоверным нацистом, но ему пришлось с оружием в руках защищать гитлеровский режим, пройдя через все круги фронтового ада и мучительную Todeskampf (агонию) Третьего Рейха.3 января 1945 года его часть попала под сокрушительный удар Красной Армии и была смята, разгромлена и уничтожена за считаные дни.
Борис Андрианович Егоров известен читателю по неоднократно переиздававшемуся роману-фельетону «Не проходите мимо», по юмористическим рассказам, по сатирической повести «Сюрприз в рыжем портфеле».На этот раз он выступает в новом жанре. «Песня о теплом ветре» — первое лирическое произведение автора. В ней рассказывается о комсомольцах, которые в 1939 году пятнадцатилетними подростками по призыву партии пошли в артиллерийские спецшколы, а потом воевали на фронтах Великой Отечественной войны.Эта книга о героизме, о патриотизме, о дружбе и о любви.Повествование ведется от лица героя — Александра Крылова, сначала слушателя спецшколы, а потом командира артиллерийской батареи.
Аннотация издательства: Предыдущие книги Д. Ортенберга "Время не властно" и "Это останется навсегда" были с интересом встречены читателем. На сей раз это не портреты писателей, а целостный рассказ о сорок первом годе, ведущийся как бы сквозь призму центральной военной газеты "Красная звезда", главным редактором которой Д. Ортенберг был во время войны. Перечитывая подшивки "Красной звезды", автор вспоминает, как создавался тот или иной материал, как формировался редакционный коллектив, показывает напряженный драматизм событий и нарастающую мощь народа и армии.
Он вступил в войска СС в 15 лет, став самым молодым солдатом нового Рейха. Он охранял концлагеря и участвовал в оккупации Чехословакии, в Польском и Французском походах. Но что такое настоящая война, понял только в России, где сражался в составе танковой дивизии СС «Мертвая голова». Битва за Ленинград и Демянский «котел», контрудар под Харьковом и Курская дуга — Герберт Крафт прошел через самые кровавые побоища Восточного фронта, был стрелком, пулеметчиком, водителем, выполняя смертельно опасные задания, доставляя боеприпасы на передовую и вывозя из-под огня раненых, затем снова пулеметчиком, командиром пехотного отделения, разведчиком.