Ударная армия - [13]
Морда бритая, только на подбородке — седая бородка клинышком, словно кто после пива плюнул.
А за стариком — мальчишки и девчонки выходят, табунятся, потом быстро по четверо в ряд разбираются, за стариком медленно идут…
— С мешками, глянь, Юр…
— Рюкзаки это, темнота ты, Николаич…
И тут девчоночка — двенадцать ей, никак не больше, крайняя слева в первом ряду, в синем пальтишке, синей шапочке — варежками синими лицо закрыла…
Обернулся старик, закричал что-то на девчонку.
— Смываются, — сказал Ковшов. — Эвакуация, а?
— Похоже, — сказал Борзов и покачал головой, забросил ремень автомата на плечо, из-за сосны вышел, через сугробик с краю площадки перед крыльцом перебрался на разметенный от снега черный асфальт.
Юрка — за ним (только автомат наготове).
— Ротармистен! — крикнул какой-то мальчишка.
И не шелохнется никто в колонне.
Борзов смотрел на ту девчонку, в синем пальтишке.
Личико-то у нее… ангелы такие бывают на церковной стене.
«Господи, боятся-то как маленькие…» — только и подумал Борзов.
— Не тыркай ты своим самопалом, чудак, — сказал он Юрке, медленно подступил к старику.
— Вы… папаша, нас не бойтесь. Детишек русские никогда не забидют, папаша…
Борзов еще шаг сделал, руку протянул и девчонке в синем пальтишке по розовой щеке тихонько провел.
— Ну, ну… Дунечка ты немецкая, не бойся, дурочка…
— Геррен зольдатен! — сказал старый фриц, бородкой подрагивая, и ладонь к щеке приложил. — О-о, геррен зольдатен!
— Шуле? — сказал Юрка, белобрысые брови хмуря.
— Я, я, рихтиг! — крикнул какой-то мальчишка.
— Эвакуацию отменяю, понятно? — сказал Юрка. — Никс эвакуация! Понятно? Опоздали. Хир быть! Хир! Унзер Красная Армия капут Гитлер махен унд аллес ин орднунг! Понятно?
— Я, я, герр шержант! — торопливо сказал старик. — Яволь, герр шержант!
— Ду — директор изт?
— Да, да, так! Ужье… двасать лет, да, герр, шержант! Этого школа, да, товарищ шержант! Это больни дети… детушки… Туберкулез, да. Живем лесе, да.
— Бежать вам некуда, кругом наши. Понятно? Эвакуация никс! Дошло?
— Дошло… однако.
— Однако? — Борзов усмехнулся. — В России, папаша, бывали?
— Да, был Россия. Первая война был. Плен, понимайте? Омск был, да. Два года лагер, немножко революцьон, поехаль домой, Германия…
— Во — земляки! — засмеялся Юрка. — Ну, земляк, давай-ка ты обратно маришрен махен. Нах хауз, ферштеен?
— Корошо.
— Поглядим, товарищ гвардии младший сержант, из школу, а? — сказал Борзов, прищуриваясь (по званию обращался к Юрке только в особых случаях).
— Некогда! Прочикались тут. Пошли!
Юрка козырнул директору, Борзов тоже.
— Бывайте здоровы, — сказал Борзов.
— До свидани, господа, — сказал директор.
Юрка и Борзов зашагали по аллее к воротам.
— Между прочим, Николаич, войну отломаем, я в пединститут пойду, — сказал Юрка, оглядываясь.
— Дело хорошее. Это очень дело хорошее, Юра.
— А у директора-то… морда самая паскудная, заметил?
— Да полно, — засмеялся Борзов.
— Глаза у него… тухлые какие-то.
— Брось.
Автоматная очередь (из немецкого автомата — это Борзов с Юркой сразу определили по звуку) бросила их на асфальт…
Развернувшись головами к дому, они поползли налево, к соснам.
Еще ударила очередь…
Видели Борзов с Юркой: последние мальчишки и девчонки убегали за правый угол дома…
А на асфальте перед крыльцом лежал кто-то в черной шинели, в каске и бил из автомата…
— Юрка, погоди, не стреляй! Детишек зацепишь! — крикнул Борзов.
— Ну, гад гитлеровский, — сказал Юрка. — Лежи, Николаич, я в обход возьму сволочь…
Юрка вскочил и успел сделать несколько шагов до ближней сосны.
Длинная очередь ударила от дома… Юрка обхватил сосну… И упал навзничь…
— Юрка!.. Да ты… да что ты?!
Борзов дал очередь — и темная немецкая каска ткнулась в асфальт…
Он лежал рядом с Юркой…
— Юра… за… зацепило, Юра?
— Глаза… плохие…
Белесые брови Юрки дрогнули и замерли.
Было тихо.
Упала с ветки шишка, стукнулась о сапог Юрки…
Борзов сидел возле мертвого Юрки и держал в замерзшей ладони шишку.
По широкому бетонному крыльцу двухэтажного особняка, пятясь от двери, торопливо водила тряпкой маленькая девушка в гимнастерке.
Она оглянулась на подходивших к крыльцу Рокоссовского и Никишова, бросила тряпку в зеленое ведро, подхватила его и юркнула в высокую дверь из матового стекла.
Рокоссовский улыбнулся, пошаркал подошвами сапог по мокрому обрывку полы немецкой солдатской шипели, что лежала перед нижней ступенькой.
— Зина старалась?
— Она, — засмеялся Никишов.
— Любят в Седьмой ударной пыль в глаза пускать…
— Это Зинаида по своей инициативе крылечко вымыла — в честь командующего фронтом.
— Не скромничай, Сергей Васильевич, я ведь знаю, что ты аккуратист, — и слава богу.
— Есть такой грех. — Никишов посмотрел на Маркова, который все еще стоял возле «виллиса». — Что стоишь, брат?
Марков покраснел, пошел к крыльцу. Он взглянул на командарма, застенчиво улыбнулся.
— Хотите проскочить в грязных сапогах, Марков? — сказал Рокоссовский. — Не советую вам наживать в Зине врага. О, вы же ее не знаете, я и забыл, что вы только…
Рокоссовский легко шагнул на крыльцо через ступеньку, смотрел, как Марков, прикусив нижнюю губу, старательно пошаркивал по тряпке подошвами новеньких яловых сапог…
От издателяАвтор известен читателям по книгам о летчиках «Крутой вираж», «Небо хранит тайну», «И небо — одно, и жизнь — одна» и другим.В новой книге писатель опять возвращается к незабываемым годам войны. Повесть «И снова взлет..» — это взволнованный рассказ о любви молодого летчика к небу и женщине, о его ратных делах.
Эта автобиографическая книга написана человеком, который с юности мечтал стать морским пехотинцем, военнослужащим самого престижного рода войск США. Преодолев все трудности, он осуществил свою мечту, а потом в качестве командира взвода морской пехоты укреплял демократию в Афганистане, участвовал во вторжении в Ирак и свержении режима Саддама Хусейна. Он храбро воевал, сберег в боях всех своих подчиненных, дослужился до звания капитана и неожиданно для всех ушел в отставку, пораженный жестокостью современной войны и отдельными неприглядными сторонами армейской жизни.
Над романом «Привал на Эльбе» П. Елисеев работал двенадцать лет. В основу произведения положены фронтовые и послевоенные события, участником которых являлся и автор романа.
Проза эта насквозь пародийна, но сквозь страницы прорастает что-то новое, ни на что не похожее. Действие происходит в стране, где мучаются собой люди с узнаваемыми доморощенными фамилиями, но границы этой страны надмирны. Мир Рагозина полон осязаемых деталей, битком набит запахами, реален до рези в глазах, но неузнаваем. Полный набор известных мировых сюжетов в наличии, но они прокручиваются на месте, как гайки с сорванной резьбой. Традиционные литценности рассыпаются, превращаются в труху… Это очень озорная проза.
К 60-летию Вооруженных Сил СССР. Повесть об авиаторах, мужественно сражавшихся в годы Великой Отечественной войны в Заполярье. Ее автор — участник событий, военком и командир эскадрильи. В книге ярко показаны интернациональная миссия советского народа, дружба советских людей с норвежскими патриотами.
Заложник – это человек, который находится во власти преступников. Сказанное не значит, что он вообще лишен возможности бороться за благополучное разрешение той ситуации, в которой оказался. Напротив, от его поведения зависит многое. Выбор правильной линии поведения требует наличия соответствующих знаний. Таковыми должны обладать потенциальные жертвы террористических актов и захвата помещений.