Ударная армия - [13]
Морда бритая, только на подбородке — седая бородка клинышком, словно кто после пива плюнул.
А за стариком — мальчишки и девчонки выходят, табунятся, потом быстро по четверо в ряд разбираются, за стариком медленно идут…
— С мешками, глянь, Юр…
— Рюкзаки это, темнота ты, Николаич…
И тут девчоночка — двенадцать ей, никак не больше, крайняя слева в первом ряду, в синем пальтишке, синей шапочке — варежками синими лицо закрыла…
Обернулся старик, закричал что-то на девчонку.
— Смываются, — сказал Ковшов. — Эвакуация, а?
— Похоже, — сказал Борзов и покачал головой, забросил ремень автомата на плечо, из-за сосны вышел, через сугробик с краю площадки перед крыльцом перебрался на разметенный от снега черный асфальт.
Юрка — за ним (только автомат наготове).
— Ротармистен! — крикнул какой-то мальчишка.
И не шелохнется никто в колонне.
Борзов смотрел на ту девчонку, в синем пальтишке.
Личико-то у нее… ангелы такие бывают на церковной стене.
«Господи, боятся-то как маленькие…» — только и подумал Борзов.
— Не тыркай ты своим самопалом, чудак, — сказал он Юрке, медленно подступил к старику.
— Вы… папаша, нас не бойтесь. Детишек русские никогда не забидют, папаша…
Борзов еще шаг сделал, руку протянул и девчонке в синем пальтишке по розовой щеке тихонько провел.
— Ну, ну… Дунечка ты немецкая, не бойся, дурочка…
— Геррен зольдатен! — сказал старый фриц, бородкой подрагивая, и ладонь к щеке приложил. — О-о, геррен зольдатен!
— Шуле? — сказал Юрка, белобрысые брови хмуря.
— Я, я, рихтиг! — крикнул какой-то мальчишка.
— Эвакуацию отменяю, понятно? — сказал Юрка. — Никс эвакуация! Понятно? Опоздали. Хир быть! Хир! Унзер Красная Армия капут Гитлер махен унд аллес ин орднунг! Понятно?
— Я, я, герр шержант! — торопливо сказал старик. — Яволь, герр шержант!
— Ду — директор изт?
— Да, да, так! Ужье… двасать лет, да, герр, шержант! Этого школа, да, товарищ шержант! Это больни дети… детушки… Туберкулез, да. Живем лесе, да.
— Бежать вам некуда, кругом наши. Понятно? Эвакуация никс! Дошло?
— Дошло… однако.
— Однако? — Борзов усмехнулся. — В России, папаша, бывали?
— Да, был Россия. Первая война был. Плен, понимайте? Омск был, да. Два года лагер, немножко революцьон, поехаль домой, Германия…
— Во — земляки! — засмеялся Юрка. — Ну, земляк, давай-ка ты обратно маришрен махен. Нах хауз, ферштеен?
— Корошо.
— Поглядим, товарищ гвардии младший сержант, из школу, а? — сказал Борзов, прищуриваясь (по званию обращался к Юрке только в особых случаях).
— Некогда! Прочикались тут. Пошли!
Юрка козырнул директору, Борзов тоже.
— Бывайте здоровы, — сказал Борзов.
— До свидани, господа, — сказал директор.
Юрка и Борзов зашагали по аллее к воротам.
— Между прочим, Николаич, войну отломаем, я в пединститут пойду, — сказал Юрка, оглядываясь.
— Дело хорошее. Это очень дело хорошее, Юра.
— А у директора-то… морда самая паскудная, заметил?
— Да полно, — засмеялся Борзов.
— Глаза у него… тухлые какие-то.
— Брось.
Автоматная очередь (из немецкого автомата — это Борзов с Юркой сразу определили по звуку) бросила их на асфальт…
Развернувшись головами к дому, они поползли налево, к соснам.
Еще ударила очередь…
Видели Борзов с Юркой: последние мальчишки и девчонки убегали за правый угол дома…
А на асфальте перед крыльцом лежал кто-то в черной шинели, в каске и бил из автомата…
— Юрка, погоди, не стреляй! Детишек зацепишь! — крикнул Борзов.
— Ну, гад гитлеровский, — сказал Юрка. — Лежи, Николаич, я в обход возьму сволочь…
Юрка вскочил и успел сделать несколько шагов до ближней сосны.
Длинная очередь ударила от дома… Юрка обхватил сосну… И упал навзничь…
— Юрка!.. Да ты… да что ты?!
Борзов дал очередь — и темная немецкая каска ткнулась в асфальт…
Он лежал рядом с Юркой…
— Юра… за… зацепило, Юра?
— Глаза… плохие…
Белесые брови Юрки дрогнули и замерли.
Было тихо.
Упала с ветки шишка, стукнулась о сапог Юрки…
Борзов сидел возле мертвого Юрки и держал в замерзшей ладони шишку.
По широкому бетонному крыльцу двухэтажного особняка, пятясь от двери, торопливо водила тряпкой маленькая девушка в гимнастерке.
Она оглянулась на подходивших к крыльцу Рокоссовского и Никишова, бросила тряпку в зеленое ведро, подхватила его и юркнула в высокую дверь из матового стекла.
Рокоссовский улыбнулся, пошаркал подошвами сапог по мокрому обрывку полы немецкой солдатской шипели, что лежала перед нижней ступенькой.
— Зина старалась?
— Она, — засмеялся Никишов.
— Любят в Седьмой ударной пыль в глаза пускать…
— Это Зинаида по своей инициативе крылечко вымыла — в честь командующего фронтом.
— Не скромничай, Сергей Васильевич, я ведь знаю, что ты аккуратист, — и слава богу.
— Есть такой грех. — Никишов посмотрел на Маркова, который все еще стоял возле «виллиса». — Что стоишь, брат?
Марков покраснел, пошел к крыльцу. Он взглянул на командарма, застенчиво улыбнулся.
— Хотите проскочить в грязных сапогах, Марков? — сказал Рокоссовский. — Не советую вам наживать в Зине врага. О, вы же ее не знаете, я и забыл, что вы только…
Рокоссовский легко шагнул на крыльцо через ступеньку, смотрел, как Марков, прикусив нижнюю губу, старательно пошаркивал по тряпке подошвами новеньких яловых сапог…
Автор — капитан 1-го ранга, ветеран войны. Герои его книги — защитники Моонзундского архипелага, которые в самом начале войны более трех месяцев сдерживали напор превосходящих сил гитлеровцев и тем самым оказали существенную помощь нашим войскам, оборонявшим Москву и Ленинград. Раскрываются малоизвестные страницы истории героической борьбы советских воинов на островах Балтики.
Аннотация издательства: Предыдущие книги Д. Ортенберга "Время не властно" и "Это останется навсегда" были с интересом встречены читателем. На сей раз это не портреты писателей, а целостный рассказ о сорок первом годе, ведущийся как бы сквозь призму центральной военной газеты "Красная звезда", главным редактором которой Д. Ортенберг был во время войны. Перечитывая подшивки "Красной звезды", автор вспоминает, как создавался тот или иной материал, как формировался редакционный коллектив, показывает напряженный драматизм событий и нарастающую мощь народа и армии.
Аннотация издательства: Эта книга, выходящая в год 40-летия Победы над фашизмом, посвящена героическим страницам истории Болгарии… Костадин Кюлюмов, ветеран антифашистской борьбы, автор многочисленных произведений о второй мировой войне, лауреат Димитровской премии, в одном из наиболее популярных своих произведений создает героический образ молодого болгарского партизана.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Он вступил в войска СС в 15 лет, став самым молодым солдатом нового Рейха. Он охранял концлагеря и участвовал в оккупации Чехословакии, в Польском и Французском походах. Но что такое настоящая война, понял только в России, где сражался в составе танковой дивизии СС «Мертвая голова». Битва за Ленинград и Демянский «котел», контрудар под Харьковом и Курская дуга — Герберт Крафт прошел через самые кровавые побоища Восточного фронта, был стрелком, пулеметчиком, водителем, выполняя смертельно опасные задания, доставляя боеприпасы на передовую и вывозя из-под огня раненых, затем снова пулеметчиком, командиром пехотного отделения, разведчиком.
Ричмонд Чэпмен — обычный солдат Второй мировой, и в то же время судьба его уникальна. Литератор и романтик, он добровольцем идет в армию и оказывается в Северной Африке в числе английских коммандос, задачей которых являются тайные операции в тылу врага. Рейды через пески и выжженные зноем горы без связи, иногда без воды, почти без боеприпасов и продовольствия… там выжить — уже подвиг. Однако Чэп и его боевые товарищи не только выживают, но и уничтожают склады и аэродромы немцев, нанося им ощутимые потери.