Удар шпаги - [101]
Не обращая внимания на стоны и мольбы раненых, мы помчались на фордек, сняли с турели небольшую кулеврину[53], перетащили на корму, зарядили, и, когда мятежники наконец вышибли дверь из капитанской каюты, они очутились лицом к лицу с зияющим жерлом орудия, грозящим разнести их на клочки, и со мной, Джереми Клефаном, стоящим у затравка с пылающим факелом в одной руке и с заряженным пистолетом — в другой. Только тогда незадачливые искатели сокровищ вспомнили о трех сидевших на мачтах чужаках, которые теперь, по милости Провидения и благодаря хитрости Саймона Гризейла, стали хозяевами доброго суденышка по имени «Санта-Мария».
27. О нашем плавании на север
Подобного взрыва ругательств и таких воплей ярости, как те, что донеслись до меня из дверей капитанской каюты, я еще не слыхивал. Несчастные «доны» стенали и плакали, точно лишившись рассудка, да и не мудрено: все утро они сражались не на жизнь, а на смерть, потеряли многих своих товарищей, убили капитана и только ради того, чтобы иметь удовольствие лицезреть направленный на них ствол кулеврины и очутиться во власти двух англичан и некоего коротышки с берегов Файфа.
Одного за другим мы выводили их, жалких и растерянных, из каюты, тщательно обыскивали, обезоруживали и отправляли в трюм, приказав захватить с собой кого-нибудь из раненых (их оказалось всего четверо среди множества тел, усеивавших палубу «Санта-Марии»). Тут меня ожидал приятный сюрприз: у одного из мошенников я обнаружил мою добрую старую рапиру и от радости даже забыл дать ему пинка под зад, что неизменно проделывал с каждым «доном», провожая его вниз по трапу; этот же спустился самостоятельно, поскольку я был слишком занят осмотром своего вновь обретенного клинка, чтобы обращать на него внимание. Завершив перевод пленных в трюм, мы плотно задраили тяжелую крышку люка, закрепив ее двумя прочными засовами, после чего посмотрели друг на друга и громко расхохотались.
Мы едва могли поверить в свою удачу, хотя если захват прекрасно оснащенного испанского судна с двенадцатью орудиями на борту — по шесть с каждой стороны, — на первый взгляд казался нам невероятным везением, то после некоторого здравого размышления мы начали находить в нем и определенные недостатки. Мы пребывали где-то у западного побережья Испании, в нескольких днях пути от дружеских вод, — и как могли три человека, лишь двое из которых обладали весьма скромными познаниями в навигации, проложить правильный курс к какому-нибудь из английских портов, имея к тому же в трюме под замком десяток обезумевших «донов», не говоря уже о возможной непогоде? Когда подобные мысли возникли у нас в головах, мы с озадаченным видом переглянулись и снова расхохотались.
— Провалиться мне, — сказал Саймон, — если мы опять не попали из огня да в полымя! А тем не менее все прошло почти так, как я задумал!
— Твою руку, старый товарищ! — сказал я, и мы бросились стискивать друг друга в объятиях, пока на глаза у Саймона не навернулись слезы, так как силенок у меня было побольше, чем у старого разведчика.
— Что дальше? — вмешался сэр Джаспер. — Мы загнали команду в трюм, а сами остались без руля и без ветрил…
— Не беспокойтесь, — возразил Саймон. — Карта в капитанской каюте, там же и курсовая прокладка, так что можно легко определиться, где мы находимся…
— Вы находитесь на пути в ад, — внезапно раздался голос откуда-то сверху. Мы как по команде повернули головы и увидели на верхней ступеньке трапа, ведущего на полуют, фигуру Базана — без шляпы, в изрубленной и помятой кирасе, — целившегося в нас из пистолета. В своих хлопотах с мятежниками мы совсем забыли о главном герое дня, чуть не в одиночку сдерживавшего натиск почти двух десятков головорезов! До сих пор он лежал неподвижно на палубе полуюта над нашими головами, и теперь стоял, держась одной рукой за поручень и раскачиваясь в такт резким движениям судна; видно было, что он с трудом держится на ногах и пистолет в его руке описывает сложную кривую. Неожиданный толчок судна заставил его окончательно потерять равновесие, и отважный испанец кубарем покатился вниз по трапу, растянувшись у наших ног. Мы все трое склонились на ним.
— Слава Богу, — сказал я Саймону, — старый сморщенный гриб все еще жив. Он потерял много крови, но раны его, кажется, не опасны.
— Что нам с ним делать? — спросил сэр Джаспер. — Бросить вниз, в трюм, к остальным?
— Ну нет, — возразил Саймон. — Во-первых, его сразу убьют. Во-вторых, если ему удастся остаться в живых, то он сумеет договориться с мятежниками и устроит нам какую-нибудь каверзу, ибо у него на плечах умная голова, а не пустая тыква. В-третьих, у меня на него есть кое-какие виды личного характера. В-четвертых…
— Хватит, хватит! — замахал руками сэр Джаспер. — Я вижу, в твоем безумии имеется строгая система! — и он насмешливо подмигнул мне.
— Кстати, о голове, — сказал я. — А где же череп?
— Да вон лежит, на шкафуте; только все камешки пропали, все до единого, — печально произнес сэр Джаспер.
— Ничего страшного: у нас остались большие самоцветы, да еще «Санта-Мария»; поистине, мы далеко не нищие, и если мы благополучно выбрались из всей этой передряги, то я оставляю себе череп «in memoriam»
В своем исследовании английский историк-публицист Джон Кимхи разоблачает общепринятый тезис о том, что осенью 1939 года Британия и Франция не были в состоянии дать вооруженный отпор фашистской агрессии. Кимхи скрупулезно анализирует документальные материалы и убедительно доказывает нежелание британских и французских правящих кругов выполнить свои обязательства в отношении стран, которым угрожала фашистская Германия. Изучив соответствующие документы об англо-французских «гарантиях» Польше, автор наглядно продемонстрировал, как повели себя правительства этих стран, когда дело дошло до выполнения данных ими обещаний.
Цель настоящей книги британского востоковеда, специалиста по истории ислама и древних языков Де Лейси О’Лири – показать читателю, что доисламская Аравия, являясь центром арабского сообщества, не была страной, изолированной от культурного влияния Западной Азии и от политической и социальной жизни своих соседей на Ближнем Востоке. В книге подробно рассматриваются древние царства, существовавшие на территории Аравии, их общение между собой и с внешним миром, большое внимание уделяется описанию торговых путей и борьбе за них.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
“Эпоха крайностей: Короткий двадцатый век (1914–1991)” – одна из главных работ известного британского историка-марксиста Эрика Хобсбаума. Вместе с трилогией о “длинном девятнадцатом веке” она по праву считается вершиной мировой историографии. Хобсбаум делит короткий двадцатый век на три основных этапа. “Эпоха катастроф” начинается Первой мировой войной и заканчивается вместе со Второй; за ней следует “золотой век” прогресса, деколонизации и роста благополучия во всем мире; третий этап, кризисный для обоих полюсов послевоенного мира, завершается его полным распадом.