Удар отложенной смерти - [48]

Конечно, Обер знал, что капитан вербует агентов. Сам же он никогда этого не афишировал – просто исполнял свои обычные служебные обязанности. Но когда представлялась возможность договориться о «сливе» информации, всегда этим пользовался. Так повелось с начала восемьдесят восьмого года, когда Андрей по настоянию Горбовского и Петренко перешёл на Литейный с Пулковской таможни. Устная договорённость об этом была достигнута ранее – ещё с Михаилом Ивановичем Грачёвым.

Сохранять манжеты белоснежными, имея дело с местной мафией, не удавалось. Приходилось использовать буквально любую лазейку, чтобы заполучить хоть крупицу ценной информации. Случалось, что, ухватившись за одно звено, Андрей вытаскивал всю цепь, и какая-то группировка прекращала своё существование. Плохо было то, что в условиях разрухи и неразберихи, царивших в стране, на место одной банды возникали пять.

В этих условиях руководство отдела позволяло Андрею многое, потому что работать без него не представлялось возможным. Он был не просто ментом, и в преступном сообществе знали об этом. Озирский имел судимость, что в прежние времена навсегда закрыло бы ему дорогу в милицию и в таможню.

Но Горбовский и Петренко понимали, что именно это обстоятельство заставляет бандитов и воров относиться к Андрею иначе, чем к другим «мусорам». Он слыл среди лихих ребят чем-то вроде «своего». В то же время оба майора были уверены, что Андрей никогда и ни при каких обстоятельствах не переметнётся на ту сторону, не сдаст агентуру. Он умел держать слово, как никто другой, и за это был уважаем по обе стороны «невидимого фронта».

Внук влиятельного и грозного генерал-лейтенанта КГБ, Анджей Озирский был необыкновенным с младенчества. Его мать играла на рояле, а ребёнок хрустальным голоском пел «Аве. Мария», доводя слушателей до слёз. Тогда он был очаровательным голубоглазым ангелочком с золотыми локонами.

Но потом волосы ребёнка стали стремительно темнеть, а голос очень рано «сел». Уже в семь лет, к моменту поступления в хор мальчиков при академической капелле, Анджей мог исполнять лишь «вторые» партии. Впрочем, ему это было выгодно – таких голосов традиционно было мало, и конкуренция ему не грозила.

Через какое-то время выяснилось, что эта стезя Анджея не манит. Имея абсолютный слух и другие данные для того, чтобы стать певцом или музыкантом, он сбежал из капеллы. Мать была очень недовольна, целый месяц не разговаривала с сыном. Но положение спас дед, который за руку отвёл внука во французскую школу. Там как раз и преподавала Мария Озирская, которая, образно выражаясь, драла с сына каждый день по три шкуры.

Мальчик к тому времени уже прочитал все учебники до четвёртого класса включительно, а потому на уроках страшно скучал. Развлекался тем, что под партой раскрывал книги Жюля Верна, Сабатини, Дюма – и погружался в волшебный мир приключений.

Далее всё получилось по классической схеме – переходный возраст, дворы-колодцы, гитара, плохая компания. Шлюха-соблазнительница, сделавшая его мужчиной, и девчонка-ровесница, затянувшая Андрея в омут наркомании. Кроме того, когда ему было двенадцать лет, брат одного из приятелей заметил красивого сорванца из богатой семьи. «Откинувшийся с зоны» парень стал смиренно просить Андрея спрятать дома то чемодан, то коробку, то сумку. Он резонно рассудил, что искать краденое в квартире генерала КГБ никто не станет.

Андрею льстило, что двадцатипятилетний мужик общается с ним, как равным. В то время ему хотелось стать членом вполне серьёзной шайки. Будущий капитан милиции добился этого на четырнадцатом году жизни. С той поры на его груди остался вырезанный ножом крест, а на правом плече – татуировка «Джинн, вылетающий из бутылки». Наискосок, под левой лопаткой, Андрей пожелал выколоть запертые на замок губы. Надпись под ними гласила «Свобода слова»…

Все эти автографы Озирский продемонстрировал Захару два года назад, когда тот явился в Ульянку и предложил перейти в их отдел. Таможенный инспектор как раз спал после дежурства. Он принял Горбовского, сидя на тахте в одних трусах. Совершенно наплевал на то, что гость – майор милиции и начальник престижного подразделения. Мол, если нужен вам, возьмёте и таким. Взяли, несмотря на судимость за ограбление продуктового ларька. Тогда внуку генерала Озирского удалось выплыть на условный срок лишь из-за малолетства. Дед же наотрез отказался ходатайствовать о смягчении участи юного разбойника.

Михаил Иванович Грачёв познакомился с Озирским благодаря двум своим сыновьям. Михаил Ружецкий работал каскадёром бок о бок с Андреем. Всеволод Грачёв знал его по другим делам – и тоже с самой лучшей стороны. Оба отмечали массу достоинств Озирского, не забывая, конечно же, и о недостатках. В итоге Грачёв посоветовал своим замам Горбовскому и Петренко навсегда позабыть об ошибках молодости таможенного инспектора. Потому что во вновь создаваемом подразделении без такого человека не обойтись.

Геннадий Петренко, тонко разбирающийся в человеческой психологии, с шефом моментально согласился. Мальчишка, который хулиганил и даже воровал в четырнадцать лет, мог делать это для самовыражения, из желания показать характер. Потом, переболев этой заразой, он может взяться за ум. И тогда из него можно воспитать уникального опера, то есть знак минус поменять на плюс. А по модулю эта личность давно уже выдающаяся. И счастье, что Андрея тогда не посадили, не толкнули в «малину».