Удар катаны - [7]

Пока мичман Анжу строил себе новый мундир, он сумел узнать кое-что и о предстоящем визите. Как оказалось, идея дальнего плавания французской Эскадры Севера появилась в августе 1890 года. В марте текущего года все вопросы, связанные с этим визитом, были решены. И к началу июля в Кронштадт должна была прибыть эскадра в составе броненосцев «Марсо» и «Маренго», броненосцев береговой обороны «Рекэн», «Фюрьо», крейсера «Сюркуф» и торпедного авизо с миноносцем. Конечно, прежде чем добраться до Кронштадта, французская эскадра планировала посетить Копенгаген и Стокгольм, но главная цель предприятия всё же находилась в России. Как решил для себя Петр, время визита было выбрано специально. Примерно к этому времени планировалась готовность Второй Тихоокеанской эскадры. А также и армейского экспедиционного корпуса, для перевозки которого уже начали прибывать первые зафрахтованные пароходы в дополнение к судам Добровольческого флота.

Готовящийся к походу броненосец уже несколько раз выходил в море, проводя испытания артиллерийских установок и корпуса стрельбой. Кроме этих редких походов, все остальное время занимала погрузка разнообразного снаряжения, боеприпасов, приведение в идеальный порядок всех заведований, чистка «медяшки», покраска всего подряд и подготовка к параду. Наконец, одиннадцатого июля полностью подготовленный к бою, походу и показу корабль принял участие в морском параде, проведенном в честь прибытия в Кронштадт эскадры французских кораблей под командованием адмирала Жерве. Несмотря на продолжающийся траур, встретили французов пышно и даже весело. Гремели залпы салютов и отрываемых бутылок шампанского, экскурсии штатские и военные, посещали французские и русские корабли. Пока же в Кронштадте и Петербурге проходили торжественные мероприятия в честь французских моряков, дипломаты обеих стран вели свою работу. Сам император Александр III спустя два дня посетил эскадру и приветствовал французских моряков, выслушав «революционный гимн» — «Марсельезу» стоя по стойке смирно и с обнаженной головой.

«Визит этот прошёл с несомненным успехом, — писал адмирал Жерве в своем донесении, — … выражение симпатий к Франции превзошло самые оптимистичные ожидания». 24 июля (5 августа) французская эскадра перешла из Кронштадта в Бьеркэ. А ещё через три дня, закончив прием угля и все работы по подготовке к обратному переходу, она отправилась к родным берегам в сопровождении целой эскадры российских кораблей и судов.

В составе Второй Тихоокеанской эскадры под командованием вице-адмирала Казнакова к берегам далекой Японии отправились броненосцы «Император Александр II», «Император Николай I», крейсера первого ранга «Дмитрий Донской» и «Герцог Эдинбургский», крейсера второго ранга «Разбойник», «Крейсер», «Пластун», «Вестник» и минный крейсер «Лейтенант Ильин». Кроме боевых кораблей, эскадру сопровождали больше двух дюжин судов — транспортов для перевозки войск и снабжения. На транспортных судах в далекое плавание отправились лейб-гвардии стрелковая бригада, сводная лейб-гвардии пехотная дивизия и две артиллерийские бригады.

Лондонские туманы, берлинские планы и парижские каштаны

На политическом горизонте, так же как и на небосклоне, самые сильные грозы образуются всегда в самые ясные дни.

П. Буаст

Лондон, столичный город раскинувшейся на половину мира империи «над которой не заходило солнце», при ближайшем рассмотрении выглядел не столь импозантно, как на парадных фотографиях и в романтических описаниях. Проезжая по улицам, а точнее — пробиваясь сквозь пробки и лавирующих прямо среди экипажей прохожих, пассажир типичного лондонского кэба успевал и надышаться и насмотреться на реальный облик города. Надышаться воздухом, в котором дыма от бесчисленных труб, испарений с Темзы и вони от химических производств, отходов и потеющих человеческих тел было больше, чем кислорода. И это даже не в дни, когда над городом стоял смог… Насмотреться на серые, закопченные здания и мелькающих среди прохожих оборванных бродяг-попрошаек и немногим лучше выглядевших уличных продавцов еды, цветов и прочих необходимых мелочей. Нет, конечно, имелись в городе и престижные районы, почище и застроенные респектабельными домами и особняками, заселенными не менее респектабельными обитателями. Но и жители этих районов — Кенсингтона, Бейсуотера, Мейфера, Белгравии — опасались голодранцев, живущих рядом, часто вообще за углом. Эти опасения часто сочетались со злостью и обвинениями в том, что бедняки сами виноваты в собственной нищете. Вот если бы не пили, молились усерднее и работали лучше, глядишь и жили бы лучше… Впрочем, существовали и другие взгляды на решение проблем нищеты. Например, увеличить количество колоний и протекторатов. Чтобы и наконец на англичанина работали иностранцы, а англосаксы занимались тем, предписано им богом — управлением. На крайний случай остается еще добровольно-принудительная эмиграция в колонии. Вот только колонии хотелось иметь не одной Британии. На Африку нацелилась Франция, в Америке палки вставляли США, в Европе поднимала голову Германия, в Азии в опасной близости от Индии появились русские полки. И в протектораты никто добровольно никто не рвался, а сил принудить у империи не хватало… Поэтому приходилось прибегать к дипломатии и разведке, тайным операциям, подкупам и провоцированию мятежей и прочим достойным англосаксонского джентльмена делам. Впрочем, премьер-министр Роберт Гаскойн-Сессил, маркиз Солсберри лично предпочитал дипломатию, но отнюдь не запрещал инициативы подчиненных. Которые сейчас и обсуждали в различных клубах сложившуюся ситуацию и возможные действия или бездействия Британии. Сам же премьер-министр трясся в вагоне специального поезда, едущего от Пэддингтонского вокзала к небольшому вокзальчику в поселке Слау. Неподалеку от которого, в Виндзорском замке, жила после смерти своего любимого мужа королева Виктория.