Удар из Зазеркалья - [66]

Но, кроме того, вам придется каким-то образом связать с моей личностью то средство, с помощью которого наступила смерть. Из того, что я слышал от полиции, это тоже невозможно сделать. На ее теле не обнаружено никаких ран. Она скончалась от сердечного приступа. И, хотя по вашим глазам я вижу, что вы мне не верите, — меня не было здесь, когда она умерла. Могу поклясться.

— Я верю вашим последним словам, — спокойно отвечал Базил. — Она была совершенно одна, когда наступила смерть, и все же ее… убили вы…

Вайнинг не скрывал своего удивления.

— Не хотите ли вы тем самым сказать, что знаете, каким именно образом она умерла?

— Я знаю то, что знаю. Как, впрочем, и вы.

— Доктор Уиллинг, прошу вас разговаривать со мной в ином тоне. Я понятия не имею, как она умерла. Если вы выслушаете меня и взглянете на все это дело с моей колокольни, то поймете, почему я настолько взволнован всем тем, что приключилось здесь. Может, мы с вами внимательно во всем разберемся и набросаем хотя бы слабые контуры того, что здесь на самом деле происходило? Молю Бога, чтобы нам удалось это сделать. В противном случае…

— Что же произойдет в противном случае?

— Тогда за всю оставшуюся жизнь мне так и не придется узнать, где кончается реальность и начинается иллюзия. Я все время буду похож на человека, идущего по топкому болоту, который не уверен, куда выведет его следующий шаг, — на твердую землю или зыбкий песок.

Вайнинг вышел из-под погруженной в тень арки на середину комнаты, и иллюзия тут же рассеялась. При свете огня в камине и одинокой настольной лампы он представлял собой вполне заштатную фигуру, — высокий худой, приятной внешности молодой человек в темно-коричневой шляпе и легком пальто из натуральной верблюжьей шерсти. Он, отбросив шляпу в сторону, снял пальто и придвинул стул ближе к камину.

Он протянул Базилу нераспечатанную пачку сигарет в целлофановой обертке.

— Я видел, как вы только что докурили последнюю. Пришлось немного постоять там, в двери, прежде чем вы заметили меня в зеркале.

— Почему вы это сделали?

— Я был ужасно удивлен вашим здесь присутствием. Очень хотелось выяснить, что же вы тут делаете. Заметив в окнах свет, я подумал, это полиция оставила здесь дежурного, своего человека. Подойдя к арке, я увидел в зеркале отражение вашего лица.

— Но я не слышал шум двигателя машины.

— С вокзала я шел сюда пешком. Нигде не мог отыскать такси, а свою машину пришлось продать несколько дней назад.

— Но я не слышал и ваших шагов.

Вайнинг выставил вперед ноги, на которых красовались роскошные туфли из телячьей кожи, червленной таким образом, что они выглядели, как поверхность изрядно потемневшего седла.

— Подошвы из натурального каучука!

— Вам не откажешь в изысканном вкусе. Почему же вы продали свой автомобиль?

— Видите ли, я несколько стеснен в средствах. Но кто из нас в эти дни не страдает от этого? Минимальный комфорт для себя я могу обеспечить в размере тысячи долларов в месяц, — в год получается двенадцать тысяч. Я зарабатываю триста пятьдесят долларов, занимаясь распространением ценных бумаг, кроме того, получаю шесть тысяч ежегодного дохода от недвижимости и тех ценных бумаг, которые мне оставил дед, но сегодня и то, и другое сильно обесценилось. Это, конечно, немного, но я не умираю с голоду.

— Но, может, те драгоценности, которые ваш дед передал Розе Дайамонд, напротив, сильно поднялись в цене? Как, кстати, вы узнали об их существовании?

— Очень просто. Роза посвятила в свои планы моего деда перед его смертью. Тот рассказал об этом моему отцу, а он в свою очередь мне. Я разговаривал с Уоткинсом в тот вечер, когда увидел в газетах сообщение о смерти Фостины. Вайнинг — это одна из шести названных в списке фамилий. Мне причитается получить пару рубиновых серег стоимостью около восьмидесяти тысяч долларов по текущим ценам, и вот этот коттедж. Но перед своей смертью Фостина составила свое собственное завещание, по которому этот дом по наследству передается Уоткинсу. Он, однако, настаивает на передаче его в мои руки в качестве собственности деда. Ведь дом находится слишком далеко, в пустынном месте, и многим людям это не нравится. Поэтому за него можно получить не более шести-семи тысяч. Таким образом, смерть Фостины принесла мне чистую прибыль в восемьдесят семь тысяч долларов. Даже если бы мне была заранее известна эта сумма, то неужели вы всерьез считаете, что я могу пойти ради этого на убийство?

Базил вздохнул:

— Убивают ведь и за гораздо меньшие суммы. Как мужчины, так и женщины…

— Да, вы правы, мне известно, что людей убивали ударом ножа за пятьдесят центов, а детишек травили ядом, чтобы заполучить их страховку в несколько тысяч долларов. Но ведь ни один человек в здравом уме с годовым доходом в девять тысяч пятьсот долларов, пользующийся хорошей репутацией, добившийся солидного положения в обществе, на такое «мокрое» дело не пойдет.

— Однако восемьдесят семь тысяч долларов сейчас для вас — весьма крупная сумма. К тому же вы, вероятно, питали ненависть к дочери Розы Дайамонд.

— Ничего подобного. Я не псих и не романтик. Мой дед сблизился с Розой Дайамонд только после развода с моей бабкой, и все это произошло задолго до моего появления на свет. Вряд ли я могу запросто повергнуть кого-то в состояние шока, и я не из тех, кто способен вести семейную вражду на протяжении трех поколений. Что вы скажете по этому поводу? Я всегда считал, что «дело Розы Дайамонд» внесло какой-то малоприятный душок порочности в нашу семью, которая до этого отличалась высочайшей строгостью нравов и респектабельностью, чем я по праву гордился.