Удар бумеранга - [26]

– Нет, скорее рационализм чистой воды.

– Давайте поговорим о наших делах. – Казбек Измайлович сразу стал серьезным. – Вы очень верно определили его возможный психотип. Судя по всему, он тщательно готовит свои операции. И будет так же готовить их впредь. Он должен производить благоприятное впечатление на женщин, внушать доверие, быть хорошо одетым, обладать приятными манерами. У него наверняка мягкий баритон, который так нравится женщинам. Нужно было уточнить, какой голос у звонившего в приемную, жаль, что не подумали.

– Да, жаль, – признался Дронго, – но дело в том, что она, забыв о том разговоре, навряд ли вспомнила бы его голос, и я просто побоялся уточнять детали.

– Правильно, – согласился Гуртуев. – И насчет чердака я абсолютно уверен, что вы правы. Не знаю пока, каким образом он ее заманил, но насилие произошло явно не на чердаке. Он перенес ее туда уже позже и разбросал там одежду. Местные следователи ничего не нашли, так как прошло достаточно много времени.

– Вы говорили только о двух областях, – напомнил Резунов, – а сейчас выясняется, что он совершает убийства и в соседних областях. Если преступник путешествует почти по всей стране, как его вычислить?

– Путешествовать он может, – мрачно произнес Казбек Измайлович, – но жить должен в определенном месте. После осмотра места происшествия в Челябинске мы вернемся в Москву и начнем работу по составлению более точного психотипа этого убийцы.

– За двадцать минут до телефонного звонка прибыл поезд из Москвы, – напомнил Резунов. – Может, он как раз на нем и приехал?

– Безусловно, – согласился Гуртуев, – только расспрашивать проводников уже поздно. Они наверняка не вспомнят своего пассажира, слишком много времени прошло. Нужно было проводить опрос сразу, буквально на следующий день.

– Ее нашли не на следующий день, – заметил Резунов.

– Понимаю. Поэтому и упустили время. А он мог сесть в московский поезд, проходивший через другие, соседние области. Полагаю, он так и сделал.

– И вы уверены, что подобных преступлений больше не произойдет? – недоверчиво спросил Резунов.

– Отнюдь, – ответил Гуртуев. – Более того… Если хотите честный ответ, он наверняка будет продолжать. Это неизбежно…

– Я бы расстреливал таких типов! – зло проговорил полковник. – Их нельзя оставлять в живых!

– Вот поэтому у нас ничего не получается, – вздохнул профессор. – Общество не готово рассматривать эти проблемы с точки зрения психологии, криминалистики и медицины, вместе взятых. Мы всегда требуем обязательного возмездия. «Око за око, зуб за зуб», как в древности. Нужно наконец понять, какой сбой происходит в механизме воспитания подростка, чтобы лечить таких людей, а не убивать.

– Об этом расскажите матери убитой, – посоветовал Резунов, – или детям женщины, которую задушил и изнасиловал маньяк. Можете себе представить чувства этих матерей и детей? Хорошо, что у Татьяны их не было. А вот у погибшей в Челябинске осталась дочь.

– Конечно, это ужасно. Я много работал с родственниками подобных жертв. Очень тяжело. Дело даже не в том, что они теряют своих близких и родных. В конце концов, даже к такой трагедии человек со временем привыкает. Но мысль о возможных мучениях перед смертью и тех страданиях, которые были причинены родственникам, вызывает у большинства людей чувство гнева, бессилия, ненависти, мести, опустошенности, злобы, даже депрессии.

– Вот видите, – вздохнул Резунов. – А вы говорите – изучать и лечить. Предположим, что вы вылечили такого. Что потом с ним делать? Отпустить? Давайте на минуту представим, что действительно нашелся «сбой в его механизме», как вы выразились. И даже смогли его вылечить. Что дальше? Он выйдет на свободу, где его ждут озверевшие родственники убитых им людей? Представляете, какую охоту они на него объявят?

– Значит, лучше казнить их по судебному приговору и даже не пытаться понять, что именно происходит?

– Сейчас не казнят, – напомнил полковник, – в крайнем случае дают пожизненное, поэтому можете изучать этих типов сколько угодно, пока они не умрут в своих камерах.

– Начнем с того, что к приговоренным на пожизненное заключение практически никого не пускают, – заметил Гуртуев. – Считается, что подобные исследования отвлекают их от осознания тяжести своих преступлений и каким-то образом скрашивают их существование. И руководство подобных заведений крайне негативно относится к тому, чтобы к ним кто-то приходил, особенно ученые. Об этом всем известно. Будем откровенны. Наши тюрьмы и колонии для приговоренных к пожизненному сроку – это места, где заняты планомерным умерщвлением своих подопечных. Именно так обстоят дела. К сожалению, статистику по таким заключенным нам просто не разрешают публиковать. А средняя продолжительность их жизни не превышает десяти лет. И это предельный максимум.

– А вы считаете, что государство должно кормить этих сволочей еще лет по двадцать пять? – поинтересовался Резунов. – Знаете, какая мразь там сидит? Только не говорите о судебных или следственных ошибках! Типичный довод в любом споре. Ошибки, безусловно, бывают, но на одного ошибочно обвиненного приходятся тысячи действительно виноватых. Тех, кто просто должен умирать в этих заведениях или никогда оттуда не выходить.