Удача близнецов - [7]

– Бласко! – вдруг раздался голос Жиенны. – А подойди сюда.

В ее голосе звучала смесь легкого удивления, любопытства и недоумения. Бласко пошел на голос, и за третьим валуном от дороги увидел Жиенну, склонившуюся над растерзанным овечьим трупом.

– Посмотри, – сказала она. – Как думаешь, что это?

Бласко тоже наклонился. Труп был свеженький, овца погибла от силы час-полтора назад.

– Жуть какая, – паладин провел рукой над останками. И верно, несчастная овца выглядела так, словно кто-то очень огромный и страшно зубастый вырвал ей живот со всеми внутренностями, а затем вскрыл ребра и попытался вывернуть животное наизнанку, но то ли не успел, то ли не смог. Бласко почувствовал легкую тошноту, глянул на Жиенну – та тоже чуток позеленела. Паладин внимательно оглядел траву вокруг, даже пустил три поисковых огонька в разные стороны, пытаясь найти следы неведомой кровожадной твари. Жиенна присела у овечьей головы и, медленно шевеля пальцами правой руки, принялась «читать» тонкий план на предмет мистических воздействий.

– Слушай, странно как-то, – она подняла голову и посмотрела на Бласко. – Я ничего такого не ощущаю, кроме обычной эманации смерти. Мучительной смерти, правда… но кроме этого – ничего. А ты?

– Я тоже, – признался паладин. – Ни магических, ни фейских или демонических воздействий. Но, холера, не могут же это быть волки. Волки так не делают, да и тушу бы не бросили, растащили бы по частям. И знаешь – даже бестиями не воняет. Вот сколько ни пытаюсь почуять – пусто.

– А некромантию чуешь? – Жиенна вынула из ножен свой кинжал и отвернула овечье ухо, чтобы рассмотреть клеймо. – Я чую что-то такое… на самой грани моего чутья.

Бласко снова прислушался к ощущениям. Но он был не очень чувствителен, ему больше давались воздействия и боевые умения.

– Не пойму, – он потер лоб. – Что-то таки есть, ты права. Но какое-то такое… ускользающее, какое-то очень неопределенное. Эх, были б с нами Оливио или Робертино, они б почуяли куда больше. А главное – тут следов вокруг никаких нет. На этой траве, конечно, хрен чего разглядишь, но всё ж… только овечьи следы и всё. Что делать будем?

– Сейчас – ничего, – выпрямилась Жиенна. – Клеймо запомни. Лавочник же говорил – у них овцы от волков сильно страдают… вот надо бы на этот счет порасспрашивать поподробнее, но осторожненько. Сначала у бабушки спросим, а там можно будет и с местными поговорить. И… знаешь, давай ехать. Стремно мне как-то тут стало и неуютно…

Выйдя на дорогу, Бласко на всякий случай вынул меч из вьюка и надел на себя перевязь. Жиенна тоже опоясалась своим инквизиторским мечом. Стало спокойнее, но всё равно близнецы пришпорили лошадей.

Вскоре дорога повернула в сторону, обходя взгорок, а за этим взгорком открылся другой взгорок, скалистый и довольно крутой. На нем громоздилось удивительное строение: как будто кто-то решил слепить дворянскую усадьбу из чего попало. Приземистый краснокирпичный двухэтажный домик с маленькими оконцами и плоской крышей с деревянной верандой на ней, к нему примыкала бочонкообразная башенка в три этажа, из серого кирпича, с конической черепичной крышей. С другой стороны домика тянулась низкая пристройка, а к ней лепилась высокая тонкая башенка из белых известняковых блоков, с крышей из шиферного сланца. На крыше башенки торчал покореженный металлический шпиль. Вокруг этого строения как попало росли кривые деревья неухоженного сада, а вела к нему мощеная плитами дорожка, обсаженная кряжистыми древними дубами.

– Усадьба Роблесов, – сказал Бласко. – Какая-то она такая же заброшенная на вид, как и восемь лет назад.

– Почему же, вон, гляди, во дворе виднеется веревка с бельем, – показала Жиенна. – И коза бродит между деревьев.

– Ну разве что. А так – как была развалюха, так и осталась. Интересно, что нам про этого ученого мэтра бабушка Людовика расскажет.

Бабушкина усадьба еще не была видна – мешал другой взгорок, через который надо было переехать. Когда близнецы поднялись на его гребень, то увидели широкую озерную долину. Место было красивым: изогнутое полумесяцем узкое озеро лежало между невысоких пологих холмов, поросших всё теми же вереском и кустами, и усыпанных известняковыми валунами. Восточный, выгнутый берег был обрывистым, краснел глиной и белел песком, западный, вогнутый – пологим, зеленел травой и камышом. Над озером и стояла Каса Гонзалез, усадьба бабушки Людовики – сложенный из известняковых блоков квадратный в основании дом высотою в четыре этажа, с четырехскатной черепичной крышей и с двумя длинными низкими пристройками. Одна пристройка имела два этажа, вторая – один, но зато на ней торчали две маленькие пузатенькие башенки, а на двухэтажной – еще одна башенка, потоньше и повыше. Вокруг дома рос большой и ухоженный фруктовый сад.

– Странный дом, – сказала Жиенна, разглядывая усадьбу. – Мне и раньше он казался странным, а теперь и подавно. Да и усадьба Роблесов тоже…

– Это Салабрия, здесь всё, хм, странное, – пожал плечами Бласко. – Поехали, уже солнце садится, да и жрать что-то хочется. Надеюсь, на ужин будет что-нибудь удобоваримое.

Встречать близнецов вышли сама бабушка Людовика, их дядя Эрнандо и несколько слуг. Бабушка, невысокая, но очень на вид бодрая старушка семидесяти лет, приезду внуков очень обрадовалась. Дядя Эрнандо, угрюмый мужчина сорока пяти лет, пробурчал положенные приветствия, пожал Бласко руку и сказал: