Удача близнецов - [22]

– Вот же озабоченные они тут все… Ну я понимаю, те, кто хочет с близнецами – они верят, что им удача будет и прочее. А самим близнецам что с того? – Бласко взял кочергу и немножко пошуровал в камине, сгребая угли так, чтоб они тлели, а не пылали.

– Я у бабушки спросила, – Жиенна махнула рукой. – Ничего особенного. Удача и как бы защита от злых сил и болезней. По-моему, любовные утехи здесь считаются средством от всех проблем.

– А про Рубио Ибаньеза что бабушка сказала?

– Ничего хорошего. Тоже, кстати, обозвала его кутилой, пьяницей и развратником.

– Это что ж надо такое делать, чтоб местные обозвали развратником? – удивился паладин. – Если тут все трахаются со всеми подряд и каким угодно способом, то что же у них тогда развратом считается?

– Я тоже спросила. И рассказала, между прочим, как к нам в селе клеились. Бабушка и объяснила мне. Оказывается, всё сложно, и вовсе тут не со всеми подряд, – хихикнула Жиенна. – Во-первых, если кто женат или замужем, то можно либо с супругом, либо с кем-то своего пола. Во-вторых, нельзя трахаться с родственниками по свойству, к примеру, с братом мужа сестры. В-третьих, инцест тут не одобряют, по крайней мере между первой и второй степенью родства. Впрочем, вроде бы если одного пола, то можно и с родственниками, и со свойственниками. Но вот все эти условия никак не касаются близнецов, там всё можно. А еще здесь, оказывается, трахать кого-то настолько пьяного, что он не может дать на это согласия – нельзя. И вообще пьяными трахаться нельзя. Что даже странно, если учесть, какие тут в старые времена культы бытовали, наверняка ведь с оргиями и прочим. Но считается, что трахаться пьяными – грех перед Матерью, а трахать кого-то пьяного, будучи трезвым – еще больший. Грех и страшный разврат. Да и пьянствовать тоже считается развратом. Здесь народ любит крепкую выпивку, но мало кто напивается допьяна – потому как это очень непристойно. Пьяниц тут презирают. А этот Рубио норовит всех, кто мимо его усадьбы ездит, поймать, к себе затащить, напоить до изумления и оттрахать. Он же там не один живет, с ним еще четверо каких-то неместных, вот они впятером и буйствуют. Так что бабушка нас очень просит даже в ту сторону не ездить, для нашего же блага.

Бласко некоторое время молчал, обдумывая услышанное, потом тяжко вздохнул:

– Ну здесь и нравы… А что еще ты выспросить сумела?

– Про овец и волков, – Жиенна посерьезнела. – Бабушка обозвала сеньора Канеро дураком, и сказала, что из этой затеи с охотой ничего не выйдет. Потому что дело тут вовсе не в волках, и даже не в волколаках. Бабушка думает, что тут какая-то нехорошая магия или нечисть замешаны. Потому что раньше, еще весной, волки таскали ягнят из загонов, поросят из свинарников… а сейчас нет. И вообще волчьих следов давненько тут не видели. А овец растерзанных, но при этом не особо съеденных, наоборот, очень часто находят. И страдают в основном овцы Гонзалезов, Канеро и тех, кто у Роблесов землю арендует, то есть поселяне из Подхолмья и Трех Оврагов. А из Дубового Распадка, на землях Салисо и Ибаньеза – нет.

– Интересненько… – протянул Бласко, раздумывая над ее словами. – Очень любопытно… А что еще бабушка тебе сказала?

– Сказала, что еще месяц назад хотела писать письмо в Овиедскую паладинскую Канцелярию насчет этого дела. Но Канеро и дядя Эрнандо со старостой Трех Оврагов ее отговорили – мол, сами справимся. А потом за неделю двадцать овец того… И тогда бабушка нас и пригласила. В надежде, что мы этим заинтересуемся и разберемся.

Бласко от обиды даже слегка покраснел:

–А я-то думал – она нас видеть хотела…

– Хотела, – вздохнула Жиенна. – Очень хотела, просто всё опасалась, что мы откажемся сюда приехать, в эту глушь, потому и не приглашала раньше. Только матери писала об этом. А матушка, оказывается, ей недавно написала – мол, пригласи, они всё равно не захотят в этом году в Ковильян ехать, чтоб с родней лишний раз не встречаться. Бабушка мне эти письма, свое и мамино, показала, чтобы я не думала, будто она нас позвала только ради того, чтоб мы тут отработали как паладин и инквизиторка. И очень просила, чтобы мы, если обнаружим, что это что-то очень опасное, не лезли на рожон, а ей сказали, и она тогда уж точно вызовет паладинов из Овиедской канцелярии.

Бласко аж сел:

– Вот еще. Ну нет. Сами справимся. Раз уж нас сюда ради наших профессий позвали… то мы им всем покажем, чего мы стоим!

– Успокойся, не только ради наших профессий, я же говорю. Бабушка нас и без наших профессий любит, уж поверь мне, – Жиенна налила в чашку чая из трав и протянула брату. – Выпей и успокойся. И давай подумаем еще над тем, что это может быть. И вообще что нам дальше делать.

Брат одним глотком выхлебал чай, налил еще чашку, потом налил и сестре. Распотрошил кулек с леденцами, высыпал их на блюдце, туда же горкой положил пастилу. Причин не верить словам Жиенны о бабушкиной искренности у него не было – Жиенна очень хорошо освоила инквизиторское умение чувствовать, говорят ли люди правду, искренни ли они, лукавят ли или нет. Но всё равно было немножко обидно.

– Ну, ладно. По крайней мере я уверен, что дядя нас рад видеть без всяких оглядок на наши профессии. Но, знаешь, как-то мне не по себе теперь… оттого, что наше заделье от безделья на время отпуска вдруг превратилось в серьезное дело. И мы его не можем бросить, когда захотим. Такое чувство, будто я не младший паладин в отпуске, а странствующий на выезде...