Учтивость гениев - [5]

МЕНУХИН

И вы узнали, каким образом звенит звонок?

ЭЙНШТЕЙН

Теперь уж это моя забота. Каким образом звенит звонок, я не знал и в юности. Я никогда не испытывал ни малейшего интереса к аппаратам. Но прежде чем приступить к собственно творческой части, я позволю себе сделать перерыв. Я его заслужил. А потом мы быстро доведем дело до конца. (Набивает трубку.)

Входит Хефциба.

ХЕФЦИБА

Прошу вас. Теперь уже не курите.

ЭЙНШТЕЙН

Моя дочь была бы вам очень признательна за это замечание. А тем более госпожа Дукас, моя секретарша. Она такая исполнительная. Но когда я работаю, мне хочется курить. Может быть, я от этого раньше умру. Но к чему растягивать жизнь, если из-за этого я не смогу работать?

ХЕФЦИБА

Скорее всего, вы просто любите курить.

ЭЙНШТЕЙН

Разумеется, в этом все дело. Не найдется ли сигары в одном из ваших ящиков?

ХЕФЦИБА

Мы не держим в доме отравляющих веществ, профессор Эйнштейн.

ЭЙНШТЕЙН

Повезло. Дело в том, что сигары мне категорически запрещены. Что ж, сгодится и половина трубки. (Уминает в трубке табак.) Благодарю вас за заботу, госпожа Николас. (Зажигает спичку.) Видите, горит. (Раскуривает трубку.) Дело в том, что я всегда использую одну-единственную спичку. Если она гаснет, я не курю.

ХЕФЦИБА

Она не погасла.

ЭЙНШТЕЙН

Нет. На этот раз провидение сжалилось над недостойным старцем. (Бросает спичку на пол.) Вы так молоды, господин Менухин. Как вы нашли время, чтобы добиться такого совершенства?

МЕНУХИН

Видите ли, я был вундеркиндом.

ЭЙНШТЕЙН

Ах да, конечно. Как и я. Мы оба были те еще дети.

МЕНУХИН

Я думаю, все люди были бы вундеркиндами, если бы им позволили.

ЭЙНШТЕЙН

Да, это вообще не вопрос. Ребенок и так может все, что хочет. (Пишет на скатерти.)

ХЕФЦИБА

Профессор.

ЭЙНШТЕЙН

Да?

ХЕФЦИБА

Вы пишете на моей камчатной скатерти.

ЭЙНШТЕЙН

Тысяча извинений, госпожа Николас. Дурная привычка. Боюсь, я духовно так обленился, что теперь мне от нее уже не отделаться.

ХЕФЦИБА

То, что вы оба говорите о детях, противоречит всякой очевидности. К примеру, из негритенка, что живет на горке, ничего не вышло. У него есть брат, так тот даже ходит в школу, а этот — дурачок, только на то и годится, чтобы чистить бассейны. Ну, разве что может починить звонок.

МЕНУХИН

Ты не так на это смотришь, Хефциба.

ЭЙНШТЕЙ Н

Я согласен с вашим братом, госпожа Николас.

ХЕФЦИБА

Мужчины всегда согласны друг с другом. Стоит только женщине вставить хоть слово наперекор их мнению, как они мгновенно объединяются против нее. (Эйнштейн быстро пишет формулу на стене.) Ради Бога, зачем вы пачкаете мои обои?

ЭЙНШТЕЙН (продолжая писать)

Я не нарочно.

ХЕФЦИБА

Разводите грязь в чужой квартире?

ЭЙНШТЕЙН

Я не теряю нити разговора, не беспокойтесь. Но со мной такое случается, когда я занят научной проблемой. Мое внимание полностью к вашим услугам, госпожа Николас, но что-то во мне не перестает мыслить.

МЕНУХИН

Ваше подсознание.

ЭЙНШТЕЙН

Назовем это моим недопониманием. Видите ли, я работаю над вашим звонком и сам этого не замечаю. Но о чем мы говорили?

МЕНУХИН

О детях, и что все они чудо.

ЭЙНШТЕЙН

Да, это так; в каждом из них есть что-то особенное. Всем, что я есть, я обязан великим физикам, моим учителям.

МЕНУХИН

Мои слова. Мы суть то, что нам дали мастера.

ЭЙНШТЕЙН Разве что…

МЕНУХИН

О чем вы хотели сказать?

ЭЙНШТЕЙН

Может быть, мне пошел бы на пользу год в подмастерьях у электромонтера.

МЕНУХИН

Знаете, чего мне всегда не хватало во время обучения? Года работы скрипачом в борделе.

ХЕФЦИБА (Эйнштейну)

Это партитура Эльгара, вы исписали ее своими каракулями. Эдгар Эльгар написал этот скрипичный концерт для Иегуди.

ЭЙНШТЕЙН

Что вы сказали?

ХЕФЦИБА

Я не стала бы использовать эту рукопись как бумагу для черновика.

ЭЙНШТЕЙН

Да, не будем терять времени. Перерыв закончен, теперь я должен остаться один и продолжить без помех.

(Менухин со скрипкой и Хефциба выходят. Эйнштейн работает. Он углубляется в записи, сделанные им на партитуре, потом залезает на стремянку и осматривает звонок. Возвращается к своим заметкам. С улицы входят два контрабаса, пересекают комнату, исчезают в студии. Эйнштейн слезает со стремянки и чертит на двойной двери что-то вроде схемы включения. Из-за двери доносится шум настраиваемых инструментов. Эйнштейн кричит.) Госпожа Николас!

Входит Хефциба.

ХЕФЦИБА

Вы звали?

ЭЙНШТЕЙН

Я попросил бы не шуметь.

ХЕФЦИБА

Да, профессор. Сейчас.

ЭЙНШТЕЙН (исправляет схему, отступает на шаг.)

Да, конечно, так он и должен звонить. О, это красиво, это элегантно. Некоторые решения настолько разумеются сами собой, что вызывают у нас смутное ощущение совершенства. Госпожа Николас! (Он влезает на стремянку и закрепляет свободный конец оборванной проволоки звонка).

Входит Хефциба.

ЭЙНШТЕЙН

Входите, госпожа Николас. Я это нашел.

ХЕФЦИБА

Починили звонок?

ЭЙНШТЕЙН

Сделаем такое допущение.

ХЕФЦИБА

Как вам удалось?

ЭЙНШТЕЙН

Изложить доступно?

ХЕФЦИБА

Если возможно.

ЭЙНШТЕЙН

Если излагать доступно, то я соединил два конца проволоки.

ХЕФЦИБА

Понимаю.

ЭЙНШТЕЙН

Это звучит совсем просто. Знаете, чем я больше всего гордился в моей долгой жизни?

ХЕФЦИБА

Нобелевской премией.

ЭЙНШТЕЙН

Моей способностью облекать сложнейшие отношения вещей в будничные слова.

ХЕФЦИБА

Вы хотите сказать, что это было не так просто, как кажется?