Учитель-психопат - [25]

— Сколько это может продолжаться, в конце-то концов, из конца-то в конец?!! Вы что, меня в психушку решили свести?!! Почему?!! Почему ты, Титова, забыла?!!

— Совсем вылетело из головы, — ревела девочка.

— Из ваших голов только вылетать и может, а влетать — хрен с маслом. За что мне такое наказание? Титова, сделай так, чтобы я тебя не наблюдал. Я сказал во-о-о-он!!! Вместе с Верещагиным, без макулатуры не возвращайтесь.

Готов подошел к окну и закрыл лицо руками, плечи его вздрагивали. Но он не плакал. Учитель считал, что плачущий педагог, с педагогической точки зрения, серьезное наказание для ребенка. Наказание полезное, так как прививает стыд и уважение к старшим. Поэтому он разыгрывал театр.

Дети, может быть, и почувствовали себя неловко, если б плакала женщина, но, когда плачет учитель-мужчина, можно только не на шутку испугаться и усомниться в благих намерениях преподавателя.

По одному ученики подходили к учителю и сдавали вторсырье. Те, кто принес менее оговоренных пяти килограмм, отправлялись добирать недостающее.

Обладателя титула «ученик года» было обещано объявить на следующий день, когда будут известны результаты сбора макулатуры по всей школе.

В углу класса образовалась внушительная куча из «бэушных» газет, журналов и прочей бумаги.

Просалютовав секретарше Варе, Готов без стука вошел в кабинет директора. Смирнов занюхивал рукавом и без удивления поднял глаза.

— Все! Собрали! — победно сказал Готов. — 101 килограмм!

— Что собрали? — спросил директор и закурил сигарету.

— Шутить изволите? — лукаво сощурил глаза Готов. — Кто забирать будет?

— Что забирать, Рудольф Вениаминович?

— Макулатуру, что же еще.

— Какую макулатуру, объясните толком, — сигарета выпала из рук и, отскочив от штанины, залетела под стол. Смирнов поспешно отряхнул брюки, отыскал сигарету под столом, затянулся. — Вот из-за Вас чуть штаны не прожег.

Готов недоумевал.

— Причем тут я? Курить не надо, тогда и портки в целости останутся. Мы сдаем макулатуру или нет?

— Рудольф Вениаминович, что Вы от меня хотите? — устало проговорил директор. — Какая еще макулатура? Зачем?

— Я не понимаю, — обозлился Готов, — по-вашему, я шут? Посмотрите, у меня на спине не приклеена бумажка? На ней не написано «дурак»? Вы что, сговорились издеваться надо мной? Ведь сказано было: вся школа собирает макулатуру, деньги от выручки идут в «фонд мира», школьники, собравшие макулатуры больше всех, удостаиваются звания «ученик года». Хотите сказать, директор об этом ничего не знает?

— Впервые слышу.

Готов схватился за волосы:

— О, май гот! Меня порвет сейчас! В моем кабинете куча бумаги, у Верещагина с Титовой строгий выговор с занесением… что, получается, я их просто так наказал? А наш директор ничего не знает! Ну, ваще!

Смирнов замахал руками, защищаясь:

— Спросите у Сафроновой, может, она знает. Вы не исключаете, что Вам это приснилось?

— Исключаю, — бросил Готов и вышел к секретарше. — Варенька, хоть ты-то в курсе насчет макулатуры.

Варя пожала плечами. Учитель наклонился к ней:

— Смирнов тебя топчет?

— А?

— Бэ!

Завуч вела урок и записывала на доске формулы. С порога Готов накинулся:

— Надежда Ивановна, сколько этот бардак может продолжаться? Смирнов ни хрена не знает. Мы собрали 101 кило, где движняки недетские по школе. Все не в курсах. Я Вам кто, шут гороховый?

Сафронова схватила его за рукав и вывела в коридор:

— Вы что себе позволяете, Рудольф Вениаминович?! Врываетесь без стука посередь урока, бесцеремонно требуете не понятно что.

Готов возмутился:

— Бесцеремонно? Вы говорите, бесцеремонно? А какие, извините за нескромный вопрос, Вам нужны церемонии, в реверансе распластаться, что ли, или честь отдать? Мои ребята макулатуры 101 килограмм в поте лица собрали, а Вам хоть бы хны.

— Какая макулатура? Что Вы несете?

— Подождите, подождите… успокоимся. Скажите мне, только честно, наша школа собирает макулатуру?

— Нет, ничего наша школа не собирает. По крайней мере, я слышу об этом впервые.

— Хорошо. И в фонд мира вырученные деньги не перечисляем?

— Рудольф Вениаминович, Вы в своем уме? Саманту Смит бы еще вспомнили. Фонда мира уж и не существует, наверно. Проснулись.

Готов покусал губу:

— Что мне теперь с папиром делать?

— С каким папиром?

— С тем, что мой класс собрал.

— Не знаю.

— Зато я знаю!

Он развернулся и пошел прочь.

Полчаса Готов выносил макулатуру во двор школы. Сделал из тюков пирамиду, сбегал в ближайший продуктовый магазин за спичками и поджег.

Учитель прыгал вокруг горящей бумаги, ворошил угли палкой. Фигурам школьников, маячившим в окнах, Готов показывал кулак с оттопыренным средним пальцем.

Машинки

Готов пришел в школу без традиционной шляпы, но не без головного убора вообще. На голову он водрузил нечто, неподдающееся никакому описанию. Но поскольку описывать все равно придется, начнем. Алюминиевый обруч, от которого исходят и смыкаются над макушкой медные проволочки. На проволочки нанизаны изогнутые в причудливые формы металлические пластинки, вероятно, вырезанные из пивных банок.

Кроме смеха, у встречных школьников и коллег данное произведение авангардной моды вызвать ничего не могло. Прокрутка пальца у виска, слова «дурак», «идиот», «дебил», вот те немногие знаки внимания, которые оказывали окружающие за спиной учителя.