Учитель для канарейки - [17]

Не желая обсуждать это заявление там, где нас могли услышать посторонние, я достал ключ и повел ее вверх по лестнице.

В моем логове (внезапно показавшемся мне почти что нищенским), Ирен Адлер сдернула шляпу, стянула перчатки, исследовала окружающую обстановку, подобно кошке, и, наконец, присела на единственный стул напротив моего дивана и скрестила стройные ноги в брюках. Время, похоже, не имело над ней власти. Она была так же прекрасна, как и на фотографии, которую я бережно хранил годами, и которая красовалась теперь в гордом одиночестве на каминной полке. Ее кожа оставалась безупречной, кремовая с легким розовым оттенком, ее глаза чудесно поблескивали над лукавым изгибом пухлых губ, а волосы по-прежнему глянцевито сверкали, как полированное эбеновое дерево. Она была так хороша, что на нее почти что больно было смотреть, и я чувствовал слабую пульсацию в висках. Вы знаете, насколько я не терплю головную боль, Уотсон.

— Не предложите выпить?

— Боюсь, ничего нет, — я негостеприимно посмотрел на нее, но она ответила ровным взглядом.

— Прошу вас, присядьте, мсье Сигерсон. Нам многое нужно обсудить.

Я опустился на диван, слегка возмущенный тем, как властно она повела разговор.

— Можете представить себе мое удивление, — начал я, надеясь вернуть себе инициативу, — Мне-то казалось, что вы вышли замуж и удалились от дел.

— Мистер Нортон умер от инфлюэнцы — еще и года не прошло с нашей женитьбы[35], — тихо ответила она, на мгновенье отведя взгляд. — Мне пришлось вернуться к своей карьере, чтобы зарабатывать на жизнь.

— Мне жаль слышать о вашей потере, — совершенно искренне ответил я. Я заметил, что она еще носила обручальное кольцо. — И мне жаль слышать о ваших финансовых затруднениях.

Она философски пожала плечами, как человек, который пережил достаточно несчастий и остался не сломлен ими.

— Я держу голову над водой, как говорят у меня на родине[36]. И думаю, у меня еще есть несколько лет впереди, — добавила она, сделав паузу, которую явно следовало прокомментировать.

— Учитывая то, что я слышу изо дня в день, — ответил я, ничуть не покривив душой, — вашим триумфам конца не видно.

— Вы слишком добры.

— Но вы так и не сказали, откуда вы узнали, что я здесь.

Она улыбнулась, стрельнув глазами в сторону своей фотографии.

— А вы знаете, чем занимаются дивы между представлениями?

— Вы уверены, что готовы сказать мне?

Она пропустила насмешку мимо ушей, разглядывая кончик своего ботинка, которым беспечно раскачивала туда-сюда. Моя мигрень усиливалась.

— Мы же светские люди! — рассмеялась она. — Полагаю, я могу вам довериться. Дивы изучают чужие города, в которых они оказались. Они посещают памятники и музеи и ходят в художественные галереи.

— Боюсь, я так и не понял.

— Несколько дней тому назад я была в Галери дю Монд, — объяснила она, — смотрела акварели и пастели мсье Дега.

— А?

— И представьте себе мое изумление, когда, любуясь серией изображений балерин, написанных в Опере, я вдруг увидела в оркестровой яме под ними ваше лицо, и вы играли на скрипке![37]

У меня даже рот приоткрылся. Увидев это, она рассмеялась.

— Можете себе представить, я едва поверила своим глазам. В конце концов, Дега, как это называется, импрессионист[38]. И впечатление было передано качественно. Кто бы не узнал этот орлиный профиль, ястребиный нос, глаза под тяжелыми веками и интеллектуальные морщины? И кто, почитав рассказы Уотсона, не запомнил бы, как ловко вы управляетесь со Страдивари? Я вспомнила, что вы официально считаетесь мертвым, и, не отрывая глаз от картины, погрузилась в раздумья. У меня не осталось никаких сомнений. Мне не было дела до того, как вы попали на картину мсье Дега, и я не собиралась выдавать вашу тайну, потому что очень скоро поняла, что мне могут понадобиться ваши услуги. Я осторожно порасспрашивала в Опере и выяснила ваше вымышленное имя.

— Почему я сохраняю инкогнито — мое личное дело, — осторожно ответил я. — Но я бы не хотел, чтобы представители криминального мира узнали, что я жив, до тех пор, пока мне это не понадобится.

— Можете на меня положиться, я пойду навстречу вашим пожеланиям, — и она замолчала, глядя на меня приветливым взглядом, ожидая, что я сделаю следующий шаг. Похоже, в отношениях с Ирен Адлер моим уделом было вечно тащиться сзади. В висках болезненно пульсировало, и тут я вспомнил ее предыдущую фразу.

— Какие еще услуги?

— Вы знаете, какой беспорядок случился сегодня за кулисами?

— Я что-то слышал.

— Произошло самоубийство.

— Самоубийство?

— Я расскажу вам то, что мне известно. У вас найдется сигарета? Боюсь, играя эту роль, я пристрастилась к табаку.

Я достал портсигар и предложил ей сигарету, стараясь не выдать неодобрения. Я подозревал, что в противном случае она только рассмеется мне в лицо и ответит изящной double entendre[39], напомнив о своей богемной (или богемской) жизни.

— Кто покончил с собой?

Я протянул ей зажигалку, и она прикурила сигарету и пододвинула к себе пепельницу, прежде чем ответить.

— Главный рабочий сцены, Жозеф Бюке. Его нашли повешенным во время второго акта, на третьем подземном уровне, под сценой.

— А!

— Вы, конечно, заметили, что во время сегодняшнего представления что-то произошло?