Ученик некроманта. Мир без боли - [33]

— То-то гляжу: витязь ко мне пожаловал, — усмехнулась старуха. — Воин из Мрака! А теперь пораскинь умом, милок. Все селения вокруг вымерли. Я, почитай, одна осталась. До городища далече, а я ноги еле волочу: стара, больна. Стало быть, не добраться. Да и мор, надо думать, не токмо у нас буянит — повсюду. Выходит, не спасти мне дитя.

— Я спасу, — заверил вампир.

— Ведомо мне, что ты удумал: зверем его сделаешь, дабы он, как и ты, кормился чужой кровью. Нет, милок. Лучше пусть со мной дитя сгинет, нежели зверем станет.

— Я сделаю из него Высшего. В десять лет он уже достигнет голконды и не будет нуждаться в человеческой крови.

— Не дам дитя — и вся недолга! — отрезала старуха.

— Хозяюшка, будьте добры, дайте нам еды в дорогу, — попросила Анэт.

— Мы уже день ничего не ели, — добавила Энин.

— Все, что в погребе сыщете, себе берите. Всяко мне жить недолго осталось.

— Спасибо, хозяюшка! — обрадовались девушки и, обгоняя друг друга, выбежали из комнаты в поисках погреба.

— Чем околдовал живых? — спросила старуха, проводив двух сестер каким-то злым, презрительным взглядом. — Чего они за кровопийцей хвостом волочатся?

— Как тебя зовут? — вместо ответа спросил вампир.

— Виерой величают.

— Значит так, Виера, мне нужен этот ребенок. Я обещаю воспитать его достойно, в любви и достатке.

— Нет, милок, не воспитаешь. Охотится за тобой тот зверь, что изрыгнул всех вас, кровопийцев, на свет божий. Ты не думай, знаю я, кто ты: Клавдием тебя величают. И не удивляйся, узнала тебя по вещице, что за поясом носишь, — старуха пальцем указала на «смерть Каэля», и Батури невольно притронулся к рукояти кинжала. — Охотится за тобой зверь, — повторила она, — и добычу свою не упустит. Не жить тебе, милок, как есть, не жить. А ежели дитя с собой возьмешь и кровопийцей сделаешь, то не видать ему ни изобилия твоего, ни любви, ни жизни людской. Не воспитаешь — нет, не дашь силы своей темной и будет дитя моё рассвета бояться, в канавах отираться, себя за убийства творимые проклинать.

— Каэлю меня не найти. Моему слову можно верить. Отдай ребенка по-хорошему, иначе заберу силой.

— Не заберешь, — невозмутимо ответила старуха. — Охраняют люльку чары, с которыми и тебе, милок, не совладать. Решишь силой дитятко взять — и себя, и его погубишь.

Клавдий беззвучно выругался, понимая, что старуха не блефует. Колыбель защищало столь мощное колдовство, что Батури даже не смог взглянуть на ребенка сквозь призму магического зрения.

— Глупо, Виера, глупо, — не показав нарастающего гнева, хладнокровно сказал вампир. — Если бы не твое колдовство, я б отправил тебя в мир теней раньше положенного срока, но… вынужден смириться с твоим решением.

Сестры, вдоволь наевшись, стали вытаскивать из погреба остатки еды, которую запасливая хозяйка приготовила на зиму — все равно ей не суждено было пережить эту зиму.

— Котомки сыщите на кухоньке, — предупредила Виера. — Бежать я думала, да не успела: мор и мной, старухой, не погнушался.

— Спасибо, хозяюшка, — кивнула Анэт и принялась утрамбовывать поклажу.

— Вы практикуете магию, — заговорила Энин. — Возможно, у вас есть инструментарий для приготовления эликсиров и зелий?

— В погребе, дочка, в углу, за холстом из кожи. Ты забирай, мне оно уже без надобности, а так хоть добрую службу сослужит.

— Скорее злую, — уточнил вампир.

— Спасибо, — криво улыбнулась Энин и быстро ушла. Анэт к этому времени уже закончила собирать еду в дорожные мешки, но осталась на кухне, не пожелав встревать в разговор вампира и старухи.

— Что случилось с другими селянами? — спросил вампир.

— Известно, что: померли. Я махнула рукой на старые обиды: ведьмой меня обругивали, камнями бычьи пузыри на окнах рвали, глазели недобро, со злобой. Махнула, говорю, на обиды рукой, из последних сил снесла их на братскую могилку и по донекромансерскому обряду подожгла. Тогда, видимо, хворь и подхватила.

— Как же у тебя, тщедушной, хватило сил, чтобы всех перетащить?

— Эстер — помощник, — пожала она плечами.

— Почему позволила болезни себя скосить? Ты же заклинательница не из последних…

— Больно уж ты любопытен, милок. Шли бы вы отсюда, пора вам в путь-дорогу.

Заметив Энин, вернувшуюся с мешком для алхимических опытов, Батури подумал, что если даже ведьма смирилась со смертью от чумы, то рыжеволосая обречена. Главное, вытолкать ее за пределы Хельхейма до того, как закончится тормозящий эликсир и болезнь окончательно подкосит девушку. Иначе жизнь самого Батури оборвется — так накажет за нарушение клятвы клеймо Эльтона.

— Что ж, — решив не задерживаться, заговорил Батури, — спасибо за гостеприимство, Виера, мы уходим, как ты и просила.

— Куда путь-то держите? — полюбопытствовала напоследок ведьма.

— Не твое дело.

— Что ж, молчи, коль говорить не желаешь, — непринужденно ответила Виера и закашлялась.

Кашель перерос в приступ. Несколько раз тяжело вздохнув, с трудом заглотнув воздух и тут же вытолкнув его из легких вместе с кровью, она упала на колени. Судорожно прикрыла рот ладонью, но это не помогло и вскоре деревянные доски пола густо окрасились багряно-красным цветом.

— Ступайте, — выдавила стураха, на миг переборов мучительный кашель. — Ступайте, здесь вам нечего делать.