Ученик архитектора - [16]

– А петь можно? – спросил Джахан. – Чота любит, чтобы перед сном ему пели колыбельные.

– Петь… – задумчиво повторил Санграм, как если бы значение этого слова было не вполне ему понятно. – Ну, если только совсем тихонечко.

Они дошли до высокой стены и остановились. Темные ели стояли вдоль нее, точно стражники, их ветви образовывали подобие навеса.

– Никогда не заходи за эту стену, – сказал Санграм, и голос его прозвучал жестко и непререкаемо.

– Почему?

– Здесь не нужно спрашивать. Здесь нужно слушать старших.

Внутри у мальчика что-то болезненно сжалось. Должно быть, Санграм заметил его растерянность, потому что сказал:

– Твое лицо тебя подводит.

– Что?

– Когда ты рад, это сразу видно. Когда испуган – тоже. – Санграм покачал головой. – Женщины не умеют скрывать своих чувств, потому что слишком слабы. Им повезло, что они прячут лицо под покрывалом. А мужчина должен уметь управлять своим лицом.

– Но как этому научиться?

– Запечатай свое сердце, и тогда твое лицо станет непроницаемым, – последовал ответ. – А если ты этого не сделаешь, то вскоре и твое лицо, и твое сердце станут добычей червей.

* * *

Примерно час спустя Джахан, лежа на жестком соломенном тюфяке, прислушивался к ночным звукам, доносившимся снаружи. То была его первая ночь в Стамбуле, и сон никак не шел к мальчику. Где-то ухнула сова, вдалеке залаяла собака. В сарае тоже хватало всякого рода звуков. Его обитатели громко храпели, ворочались, выпускали газы и скрипели зубами. Кто-то разговаривал во сне на незнакомом мальчику языке. Джахан тоже внес свою лепту в общий хор – его голодный желудок громко урчал. Он попытался нарисовать в воображении какое-нибудь сытное блюдо, например мясо с пряностями. Но за мыслью о вкусной еде всегда следовала мысль о матери, а вспоминать о ней было слишком мучительно. Решив, что лучше вообще ни о чем не думать, Джахан повернулся к окну, где виднелся кусок темного неба, столь не похожий на безбрежный свод, который он видел над своей головой в течение нескольких недель, что плыл на корабле. А сон все не шел. Джахан даже подумал, что вообще разучился спать, но тут усталость взяла свое и веки его сомкнулись.

Проснулся он внезапно, вырвавшись из власти смутных, тревожных видений. Кто-то тяжело дышал ему в шею и терся о его бедра. Мальчик не успел и слова сказать, как грубая рука зажала ему рот, а другая скользнула в шаровары. Джахан попытался вырваться, но человек, лежавший рядом, был намного сильнее. Он прижал бедного мальчика к тюфяку так, что тот не мог шевельнуться, и надавил ему на грудь. Джахан отчаянно хватал ртом воздух. Насильник, догадавшись, что едва не задушил его, слегка ослабил хватку. Тут Джахан изловчился и впился злоумышленнику зубами в большой палец. Тот злобно заворчал и отдернул руку. Джахан, сотрясаемый мелкой дрожью, вскочил на ноги. В слабом свете свечи он разглядел массивную фигуру работника, ухаживавшего за медведем.

– Иди ко мне, – прошипел Мирка.

Судя по всему, он вовсе не хотел, чтобы о его ночных делах узнали остальные. Джахан моментально сообразил, как надо действовать, и, пренебрегая дворцовым кодексом молчания, заорал во всю глотку. О том, какая участь его ожидает, если на крик сбегутся стражники, мальчик не думал.

– Если ты еще хоть раз меня тронешь, мой слон тебя затопчет! – кричал он. – Да от тебя мокрого места не останется!

Мирка поспешно натянул шаровары и, не глядя на соседей – все они, разумеется, проснулись, – направился к своему тюфяку.

– Плевать я хотел на твоего слона, – бормотал он себе под нос. – К тому же это даже и не слон еще, а слоненок.

– Чота скоро вырастет. А для того чтобы тебя затоптать, он достаточно велик и сейчас.

Джахан поймал одобрительный взгляд, который бросил в его сторону рыжий Олев, укротитель львов.

– Послушай меня, Мирка! – подал Олев голос из своего угла. – Если ты, ублюдок, тронешь мальчишку хоть пальцем, я оторву тебе яйца и приколочу их к стене. Понял?

– Заткнись! – процедил Мирка.

С бешено бьющимся сердцем мальчик свернулся на своем тюфяке – на этот раз спиной к окну, лицом к соседям, от которых, как выяснилось, можно было ждать всяческих неприятностей. Он понял: во дворце всегда, даже во сне, следует быть начеку. Нет, долго он здесь не останется, решил Джахан. Надо побыстрее выяснить, где султан хранит свои сокровища, набить полные карманы драгоценных камней и дать деру. С горечью он подумал о разлуке с белым слоном. Но Чота был собственностью султана, а он, Джахан, нет.

Мальчик не знал, что его питомец тоже не спит сейчас в своем сарае: прислушивается к незнакомым звукам и тревожно переступает с ноги на ногу. В непроглядной черноте ночи, такой густой, что она поглощала все прочие цвета, слон уловил запах единственного животного, внушавшего ему страх, – тигра.

* * *

Никому не было в точности известно, сколько человек обитает за дворцовыми стенами. Тарас Сибиряк, живший здесь дольше прочих, говорил, что людей во дворце так же много, как звезд на небе, как волос в бороде пилигрима, как тайн, которые разносит по земле морской ветер. Те, кто любил более точные цифры, утверждали, что население сераля составляет около четырех тысяч человек. Джахан частенько смотрел на гигантские ворота, отделяющие их внутренний двор от следующего, и пытался представить себе, что же там происходит.