Учение. Пятикнижие Моисеево - [19]

. Он свидетельствует о том, насколько прочно в сознании народа запечатлелось предание об исходе из Египта, с которым так или иначе соотносятся другие факты израильской истории. Именно исход является демонстрацией величия и могущества Яхве. Но в обоих «Халлелях» еще ничего не сказано о даровании Учения; едва ли, однако, это было бы возможно, если бы представление о даровании Учения уже реально существовало. Таким образом, развитие преданий об исходе из Египта, как оно нашло свое отражение в книге Псалмов, можно представить себе как постепенное превращение политеистической легенды об особой милости и могуществе Яхве, в монотеистическое предание, где центральное место занимает дарование Учения в то время, когда Израиль вышел из Египта.

В связи с этим возникает вопрос, насколько достоверно предание об исходе из Египта, т. е. насколько точно оно отражает реальную историческую действительность. В необозримой литературе, посвященной Пятикнижию, зафиксирован весьма широкий диапазон мнений по этому поводу: от представлений, будто Пятикнижие точно излагает события, как они происходили, до полного отрицания их исторической достоверности. Высказывается также мнение, что одни израильские племена находились в рабстве в Египте и ушли оттуда, тогда как другие этого рабства избежали. Сказанное дает основание вновь вернуться к данному вопросу.

Он имеет фактически два аспекта. Первый из них: мог ли исход произойти так и в том виде, как об этом рассказывает традиция, т. е. со всеми чудесами и сказочными подробностями? Представляется, что в таком виде исход из Египта никогда не имел места; в противном случае мы неизбежно приходим к мысли об исторической достоверности всевозможных преданий о чудесах, и тогда ничто не мешало бы признать достоверными, скажем, чудеса греко-римской мифологии. В конечном счете речь идет о признании бытия божьего; но это вопрос веры, а не научного знания. Конечно, можно представить себе, что ветер может отогнать воду в море и обнажить дно или принести перепелов. Однако нет никаких оснований видеть в подобного рода явлениях результат воздействия сверхъестественных сил. Все же остальное просто не может быть подтверждено методами научного анализа. Поэтому такого рода повествования и интерпретации следует признать изначально недостоверными, плодом народно-поэтического мифотворчества.

Другой аспект интересующего нас вопроса: существует ли некая объективная реальность, которая нашла свое отражение в предании об исходе из Египта? Здесь следует сразу же сказать, что какими-либо внебиблейскими свидетельствами, которые могли бы подтвердить или опровергнуть библейскую легенду, мы не располагаем. Известная надпись египетского фараона Мернептаха (около 1230 г. до н. э.), в которой впервые упоминается вне Библии Израиль, застает его уже находящимся на юге Палестины. Однако так называемые «аргументы от молчания» (argumenta ех silentio) сами по себе не обладают доказательственной силой, особенно когда нет уверенности в том, что весь материал, который мог бы быть привлечен, известен. Сказанное означает, что, решая вопрос о том, насколько достоверно предание об исходе из Египта, мы вынуждены основываться на самом этом предании, а также на косвенных свидетельствах и теоретических посылках.

Прежде всего, существенно то, что египетские источники сохранили до наших дней свидетельства о переселениях «азиатов» из южных районов сиро-палестинского региона в Египет. Известно также, что в Египет пригоняли многочисленных «азиатов» в качестве рабов, так что представление о Египте как о «доме рабства» основывалось на повседневном житейском опыте многих поколений. Наконец, известны и выходцы из сиро-палестинского региона, занимавшие в Египте высокое положение. Города Питом и Рамсес, с которыми связано предание об эксплуатации израильтян в Египте, существовали, причем последний был резиденцией фараона Рамсеса II (1301-1234 гг. до н. э.). Таким образом, повествователь, вводя подобные детали в свой текст, не выходит за рамки достоверного. Но, кроме этого, существуют неоспоримые фольклористические параллели. Они показывают, что историческая фольклорная традиция, как правило, отражает факты, имевшие место в действительности, хотя в разработку сюжета вводятся многообразные сказочные и фантастические подробности. Так, в основе сюжета «Илиады» лежат предания о реально происходившей осаде Трои ахейцами; в основе германского эпоса о Нибелунгах — традиция о борьбе германских племен с гуннами; в основе русского былинного эпоса лежат воспоминания о Киевской Руси и княжении Владимира Святославича. Число таких примеров могло бы быть увеличено, однако сказанного достаточно, чтобы считать, по крайней мере, весьма вероятным, что предание об исходе из Египта под водительством Моисея также соответствует некоторой реальности, сохранившейся в народной памяти как один из узловых моментов истории народа. Добавим к этому, что едва ли такое важнейшее событие, как дарование Учения, могло быть связано с вымыслом, фикцией, а не с событиями, память о которых прочно сохранялась в народном сознании.