Учение о бытии - [72]
Множественность прежде всего не есть положенное инобытие; ее граница есть лишь пустота, лишь то, в чем нет одних. Но они также суть в границе; они суть в пустоте, или иначе их отталкивание есть их взаимное отношение.
Это взаимное отталкивание есть положенное существование многих одних; оно не есть их бытие для себя, по коему они различаются, как многие, лишь в чем либо третьем, но их собственное сохраняющее их различие. Они отрицают одно другое взаимно, полагают одно другое, как такое, которое есть лишь для одного. Но они вместе с тем также отрицают бытие только для одного; они отталкивают эту их идеализацию и суть. Таким образом разъединяются моменты, которые в идеализации просто соединены. Одно в своем бытии для себя есть также для одного, но это одно, для коего оно есть, есть оно само; его отличение от себя непосредственно снимается. Но во множественности отличенное одно имеет бытие; поэтому бытие для одного, как оно определено в исключении, есть бытие для другого. Каждое из них таким образом отталкивается другим, снимается и становится чем-то, что есть не для себя, а для одного и притом для другого одного.>{100}
Бытие для себя многих одних обнаруживается тем самым, как их самосохранение через посредство их взаимного отталкивания, в котором они взаимно снимаются и полагают другие одни, как их простое инобытие; но вместе с тем оно (самосохранение) состоит в том, чтобы отталкивать эту идеализацию и полагать одно сущим не для другого. Но это самосохранение одних через их взаимное отрицательное отношение есть скорее их разложение.
Одни не только суть, но самосохраняются через их взаимное исключение. Во-первых, то, в чем они должны находить прочную опору своего различия вопреки их отрицанию, есть их бытие и именно их бытие в себе в противоположность их отношению к другому; это бытие в себе состоит в том, что они суть одни. Но они суть все; они в своем бытии в себе суть одно и то же вместо того, чтобы находить в нем прочную основу своего различия. Во-вторых, их существование и их взаимное отношение, т. е. их положение самих себя, как одних, есть взаимное отрицание; но последнее есть равным образом одно и то же определение их всех, через которое они полагают одно другое скорее, как тожественные; также как через то, что они в себе суть одно и то же, их полагаемая через других идеализация есть их собственная, которую они также мало отталкивают. Они суть поэтому по бытию и положению лишь одно утвердительное единство.
Тот взгляд на одних, что по обоим своим определениям, как поскольку они суть, так и поскольку они относятся одно к другому, они оказываются одним и тем же и обнаруживают свою неразличимость, есть наше сравнение. Но надлежит также посмотреть, что в их взаимном отношении положено в них самих. Они суть, — это предположено в сказанном отношении, — и суть лишь постольку, поскольку они взаимно отрицаются и эту свою идеализацию, свое отрицание, отстраняют от себя, т. е. отрицают свое взаимное отрицание. Но они суть, лишь поскольку отрицают, и таким образом, поскольку отрицается это их отрицание, отрицается их бытие. Правда, поскольку они суть, они не отрицаются чрез это отрицание, оно для них внешне; это отрицание другого отскакивает от них и касается лишь их поверхности. Но только чрез отрицание других они возвращаются в самих себя; они суть лишь это опосредование, этот их возврат есть их самосохранение и их бытие для себя. Поскольку их отрицание не производит ничего, они через то сопротивление, которое оказывают сущие, как таковые или как отрицающие, не возвращаются в себя, не самосохраняются и не суть.
Было уже ранее замечено, что одни суть одно и то же, что каждое из них есть также одно, как и другие. Это не есть только наше отношение, внешнее сопоставление, но отталкивание само есть отношение; одно, исключающее одно, само относится к ним, одним, т. е. к самому себе. Отрицательное отношение одних друг к другу есть таким образом лишь совпадение с собою. Это тожество, в которое переходит их отталки>{101}вание, есть снятие их различия и внешности, вследствие которых они должны были взаимно одно другое исключать.
Это объединенное самоположение в одном (Sich-in-Ein-Eines-setzen) многих одних есть притяжение.
Примечание. Самостоятельность, в которую обостряется сущее для себя одно, есть отвлеченная, формальная самостоятельность, сама себя разрушающая, высшее, упорнейшее заблуждение, принимающее себя за высшую истину, являющееся в конкретной форме, как отвлеченная свобода, чистое я, и затем далее, как зло. Это свобода, которая ошибочно находит себя в том, чтобы полагать свою сущность в такой отвлеченности, и льстится найти себя чистою в этом бытии при себе. Выражаясь определеннее, эта самостоятельность есть заблуждение, состоящее в том, чтобы смотреть, как на отрицательное, на то и относиться, как к отрицательному, к тому, что есть ее собственная сущность. Таким образом она есть отрицательное отношение к самой себе, которое, стремясь найти свое собственное бытие, разрушает его, и такое ее действие проявляет в себе лишь ничтожество этого действия. Примирение состоит напротив в признании того, против чего направляется отрицательное отношение, за свою сущность и в том, чтобы не удерживать, а
Иммануил Кант (1724–1804) оказал огромное влияние на развитие классической философии. В своих трудах он затронул самые важные вопросы мироздания и человеческого общества, ввел многие основополагающие понятия, в том числе «категорический императив». По мнению Канта, категорический императив – это главные правила, которыми должны руководствоваться как отдельные личности, так и общество в целом, и никакие внешние воздействия, так называемые «объективные причины» не должны мешать выполнению этих правил. Георг Гегель (1770–1831) один из создателей немецкой классической философии.
Имя Георга Вильгельма Фридриха Гегеля для многих наших современников стало синонимом слова «философ». Ни один из его предшественников не поднимал дисциплину, веками считавшуюся «служанкой богословия», на столь высокий пьедестал. «Гегель — это вкус», — утверждал Фридрих Ницше, а русский мыслитель Владимир Соловьев, говоря о Гегеле, замечал: «Изо всех философов только для него одного философия была все». Парадоксально, но вот уже двести лет стройный монолит гегелевской философии — предмет борьбы самых разнообразных противоборствующих сторон за право присвоить ее, сделав на сей раз «служанкой идеологии» или антропологии.
«Философия истории» Гегеля представляет собой курс лекций. В чрезвычайно яркой форме выражено здесь отмеченное Марксом и Энгельсом у Гегеля противоречие между диалектическим методом и его реакционной идеалистической системой. «Важнее всего введение, где много прекрасного в постановке вопроса», – отмечает Ленин. Реакционную сторону учения Гегеля, его идеализм, мистику, оправдание прусского полуфеодального государства начала XIX столетия пытаются использовать и оживить идеологи фашизма, сознательно искажая и отвергая рациональное в его философии – диалектику и историческое понимание действительности.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Собрание сочинений в 14 томах. Издательство социально-экономической литературы (Соцэкгиз)Год: 1929-1959.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.
К 200-летию «Науки логики» Г.В.Ф. Гегеля (1812 – 2012)Первый перевод «Науки логики» на русский язык выполнил Николай Григорьевич Дебольский (1842 – 1918). Этот перевод издавался дважды:1916 г.: Петроград, Типография М.М. Стасюлевича (в 3-х томах – по числу книг в произведении);1929 г.: Москва, Издание профкома слушателей института красной профессуры, Перепечатано на правах рукописи (в 2-х томах – по числу частей в произведении).Издание 1929 г. в новой орфографии полностью воспроизводит текст издания 1916 г., включая разбивку текста на страницы и их нумерацию (поэтому в первом томе второго издания имеется двойная пагинация – своя на каждую книгу)
К 200-летию «Науки логики» Г.В.Ф. Гегеля (1812 – 2012)Первый перевод «Науки логики» на русский язык выполнил Николай Григорьевич Дебольский (1842 – 1918). Этот перевод издавался дважды:1916 г.: Петроград, Типография М.М. Стасюлевича (в 3-х томах – по числу книг в произведении);1929 г.: Москва, Издание профкома слушателей института красной профессуры, Перепечатано на правах рукописи (в 2-х томах – по числу частей в произведении).Издание 1929 г. в новой орфографии полностью воспроизводит текст издания 1916 г., включая разбивку текста на страницы и их нумерацию (поэтому в первом томе второго издания имеется двойная пагинация – своя на каждую книгу)