Учение Коперника и религия: Из истории борьбы за научную истину в астрономии - [33]

Как видно, теология не отбрасывала учение Коперника, а лишь сводила его, вслед за Осиандером, к «рабочей гипотезе», которую в то время называли просто «гипотезой», противопоставляя ее истине. И если Коперник, Бруно и другие мыслители были осуждены, то только потому, что они не хотели признать движение Земли только «рабочей гипотезой», только полезной математической фикцией. Значит, борьба церкви с гелиоцентризмом, с коперниканством наглядно выявляет теологический смысл так называемой «рабочей гипотезы», философии «чистого опыта» или математического «описания», т. е. излюбленных понятий, которыми пользуются махисты — субъективные идеалисты.

Ученая конгрегация при папе, комиссары святой инквизиции — вот настоящие родоначальники махизма, или эмпириокритицизма, который целиком извратил научное понимание опыта. Это субъективно-идеалистическое направление в философии, созданное физиком Махом и философом Авенариусом, утверждает, будто невозможна объективная истина, так как законы природы якобы не существуют объективно: объект (мир), мол, невозможен без субъекта (сознания). Поэтому задачу науки оно видит не в объяснении явлений, а в их «экономном» математическом «описании» посредством «рабочих гипотез» — удобных абстракций. Эта точка зрения была воспринята преимущественно теми представителями физико-математических наук, которые по тем или иным причинам не были на стороне материализма.

В. И. Ленин подверг эту буржуазную философию беспощадной критике и особенно ясно показал ее реакционный характер, ее роль в защите фидеизма. Он писал: «Философия естествоиспытателя Маха относится к естествознанию, как поцелуй христианина Иуды относился к Христу. Мах точно так же предает естествознание фидеизму, переходя по существу дела на сторону философского идеализма».[36] Общий вывод Ленина гласит: «Объективная, классовая роль эмпириокритицизма всецело сводится к прислужничеству фидеистам в их борьбе против материализма вообще и против исторического материализма в частности».[37] Выявляя несостоятельность махистского принципа «экономии мышления», Ленин отметил: «Мышление человека тогда „экономно“, когда оно правильно отражает объективную истину…».[38]

Учение Коперника заключало в себе убеждение в том, что человек способен познать мир, открыть объективную истину. Это учение было, по словам Энгельса, «революционным актом», которым естествознание заявило о своей независимости, и именно отсюда датирует «освобождение естествознания от теологии».

Следует отметить, что когда Беллармин и другие инквизиторы (во главе с папой Павлом V) выработали компромиссную точку зрения на учение Коперника, как на удобную математическую фикцию, они еще не оценили в полной мере той опасности, какую это учение имело для всей системы церковной идеологии. Однако уже очень скоро — в 1633 г. — инквизиция вернулась к точке зрения богословов-консультантов и объявила учение Коперника еретическим, создав этим знаменитый второй процесс Галилея.

Как мы видели, Беллармин передал 25 февраля 1616 г. Галилею решение священной конгрегации об учении Коперника и сделал этому ученому внушение, чтобы он не отстаивал осужденное учение. Галилей заявил, что подчиняется папскому повелению, по-видимому, решив выждать некоторое время и переменить свою тактику в деле защиты учения Коперника.

О том, что Галилей не мыслил себе прекращения защиты учения Коперника, явствует из донесения тосканского посланника Гвичиардини к своему герцогу от 6 марта 1616 г. «Я и многие кардиналы священного судилища уговаривали Галилея, чтобы не беспокоился и не форсировал обстоятельств, и если хочет держаться этого мнения, держался бы в тишине, не очень стараясь привлечь к нему других. Все боятся, не повредил бы ему его приезд сюда, и чтобы, в результате, вместо того, чтобы очистить себя, не ушел бы пораненным… Вчера была собрана конгрегация, чтобы объявить мнение Галилея ложным и еретическим. Коперник и многие другие авторы, о том писавшие, будут или подвергнуты исправлению, или запрещены. Лично Галилей, полагаю, не пострадает, если будет достаточно благоразумен, чтобы хотеть и мыслить так, как святая церковь хочет и мыслит. Но он слишком горячится, безмерно страстен и слишком мало имеет благоразумия, чтобы побороть себя. При таких обстоятельствах римский воздух ему очень вреден». Но Галилей оставил Рим только по получении от Пиккени письма, в котором между прочим говорилось: «Испробовавши преследования монахов, вы знаете теперь, каков их вкус. Их светлости опасаются, чтобы дальнейшее пребывание в Риме не причинило вам новых напастей. Они того мнения, что раз дело кончено с честью, то зачем будить собаку, благо она спит, а скорее следует спешить домой».

Во всяком случае, в 1633 г., во время второго процесса Галилей на допросе подчеркивал, что в 1616 г. он обещал Беллармину ничего не писать в защиту учения Коперника, но не отказался от дальнейшего разбора этого учения в качестве гипотезы. В подтверждение этих слов, которые были чрезвычайно неприятны инквизиторам, Галилей ссылался на имевшееся у него письменное свидетельство, выданное ему Беллармином 25 марта 1616 г. Это свидетельство не было известно инициаторам этого процесса и тем серьезно спутало их карты.