Учение Коперника и религия: Из истории борьбы за научную истину в астрономии - [34]

3

После осуждения учения Коперника в 1616 г. враги Галилея распространили слух о том, что Галилей сыграл самую жалкую роль в Риме, отрекшись от учения Коперника, и был подвергнут за свое прежнее заблуждение покаянию. Ввиду этого, прежде чем вернуться во Флоренцию, Галилей выхлопотал у кардинала Беллармина письменное удостоверение в том, что он лично не подвергался осуждению, не отрекался ни от одного из своих мнений и т. д. Свидетельство это заканчивается словами: «Было только ему [Галилею] предъявлено господином нашим [папою] сделанное и конгрегацией инквизиции опубликованное постановление, что учение, приписываемое Копернику, будто Земля движется вокруг Солнца, Солнце же стоит в центре мира, не имея движения с Востока на запад, противно священному писанию и поэтому не может быть ни защищаемо, ни разделяемо».

Как видно, здесь нет речи о том, что это учение запрещено излагать или изучать (разбирать) каким бы то ни было образом, и это дало возможность Галилею маневрировать, лавировать и т. д., и он всячески старался использовать эту возможность. Так, в своей полемической работе о кометах, изданной в 1623 г., т. е. через 7 лет после запрещения гелиоцентрической системы мира, Галилей писал: «Так как приписываемое Земле движение, которое я, в качестве благочестивого католика, считаю совершенно ложным и не соответствующим истине, прекрасно объясняет массу различных явлений, то я полагаю, что при всей своей ложности оно до некоторой степени объясняет явление комет». При этом он (по-видимому, не без иронии) отмечает, что «было бы недурно, если бы постарались естественноисторическими аргументами доказать неверность тех положений, которые объявлены противными священному писанию». У Галилея появилась надежда, что он избегнет гонений, если будет, не доказывая прямо справедливость учения Коперника, излагать и разбирать, в чем оно состоит, а, сопоставляя с другими учениями, содействовать таким образом его распространению. Поэтому он, «этот упрямый Галилей», по меткому слову Пушкина, и выпустил свою книгу о «системах мира», придав ей форму диалога, происходящего между тремя лицами — коперниканцев Сальвиати, схоластом Симпличио и их арбитром Сагредо. Спор ведется с большим хладнокровием и откровенностью для более удобного сопоставления взглядов сторонников этих различных систем. Вся работа была проникнута довольно революционной для того времени мыслью, что во всех суждениях следует остерегаться предрассудков.

Таким образом, форму разговора Галилей избрал не столько из литературных соображений, сколько потому, что она в известной мере давала возможность обойти церковное запрещение, т. е. защищать коперникову систему мира устами вымышленных лиц, не высказывая явно собственных мнений. Два собеседника «Диалога» — Сальвиати и Сагредо — настойчиво и терпеливо, не пренебрегая никакими мелочами, доказывали правильность коперниковского представления о мире и на каждом шагу безжалостно разбивали все аргументы третьего собеседника — «простака» Симпличио, весьма образованного сторонника старых взглядов. Этот последний оказывался до такой степени загнанным, что, истощив все свои доводы (т. е. весь комплекс возражений перипатетиков, иезуитов и богословов, выступавших против Галилея), вынужден был в конце концов заявить, что не желает принимать новых воззрений, хотя бы они были верны, потому что они ему не нравятся. При этом он подчеркнул, — и это был его последний и решающий аргумент, — что бог всемогущ, а потому его нельзя подчинить необходимости: для него, вопреки разуму, все возможно, ибо он выше всяких законов!

Эта замечательная книга, выпущенная в свет в 1632 г., предназначалась для самой широкой публики, интересующейся научно-философскими вопросами. Написанная на народном итальянском языке книга Галилея не просто разбирает вопрос, какая из обеих систем мира истинная, а излагает новый метод научного исследования и мышления, совершенно противоположный старому схоластическому. Но, давая исчерпывающий разбор взглядов спорящих сторон, Галилей в ней все же формально избегает окончательного заключения, якобы откладывая его для пятого и решающего диалога, который никогда не был написан. Заканчивалось произведение жалкими рассуждениями о суетности человеческих знаний в духе католической церкви, приведенными исключительно для отвода глаз, но формально показывающими, особенно в связи с душеспасительным предисловием, что книга написана как бы в защиту церковного постановления об учении Коперника.

Враги Галилея сразу заметили это обстоятельство, тем более, что книга Галилея очень быстро распространялась, читалась нарасхват и произвела в Европе необыкновенное впечатление. Они без труда убедили папу Урбана VIII, что книга Галилея представляет «большую опасность для всего христианства», так как в ней дерзко противопоставляется авторитет научных аргументов (знание) церковному авторитету (вере). Они указывали на то, что внешний вид скромного подчинения скрывает под собой иронию гордого ума, умышленно показывавшего, с одной стороны, будто бы нелепость, которой надлежит держаться, с другой стороны, очевидность, которую требуется отрицать. Как рассказывает сам Галилей в письме к Диодати, они говорили папе, что «эта книга Галилея ужаснее и для церкви пагубнее писаний Лютера и Кальвина», так что она должна быть запрещена, а ее автор должен быть наказан как еретик. При этом они внушили папе, что книга задевает его самого, ибо в речах добродушного, простоватого и недальновидного, хотя и очень образованного, Симпличио очень часто попадаются слова и выражения (между прочим, распространенный в то время в богословских кругах аргумент о невозможности подчинить всемогущего бога необходимости), слышанные Галилеем от самого святейшего отца во время многократных бесед об учении Коперника.