Учение Коперника и религия: Из истории борьбы за научную истину в астрономии - [27]

По своему мировоззрению Галилей был близок к Бруно и убежден в том, что планеты являются «землями», а звезды — «солнцами». Так, в 1626 г. в своей критике противника коперниканства Инголи он писал о звездах: «не будет ничего недопустимого, если мы примем, что все они по величине равны Солнцу, а некоторые еще и больше его; тогда, с разрешения вашего, что можем мы сказать без всякого преувеличения о тех величайших глубинах, в каких они должны находиться? Ибо неподвижные звезды, синьор Инголи, светятся их собственным светом… так что ничто не мешает нам называть и считать их солнцами».[33]

Наиболее невежественные, тупоумные представители обветшалых взглядов попросту отказывались смотреть в телескоп или объявляли все виденное Галилеем оптической иллюзией. Но были и такие, которые признали телескопические открытия Галилея, но старались «обезвредить» их, т. е. истолковать по-своему, — не в духе нового учения о мире. Так, иезуитская «Римская коллегия», являвшаяся влиятельным центром католической «науки», официально признала с некоторыми незначительными оговорками правильность открытий Галилея. Один из главарей римской инквизиции и цензуры иезуит кардинал Беллармин, по собственному признанию, «сам видел при помощи трубы некоторые очень удивительные вещи на Луне и на Венере». Однако у него не было все же полной уверенности в том, что увиденное им не оптический обман, и поэтому он 19 апреля 1611 г. официально обратился к астрономам «Римской коллегии» с вопросом, являются ли новые открытия Галилея «хорошо обоснованными или же только кажущимися и неистинными». И астрономы этой коллегии 24 апреля 1611 г. письменно ответили, что они в общем подтверждают то, что Галилей видел через трубу в мире неподвижных звезд, в Млечном пути, на Сатурне, Венере, Луне и Юпитере. При этом они совершенно обошли вопрос о значении этих открытий для подтверждения учения Коперника, тем более, что Беллармин и не поднимал вопроса о выводах из этих открытий. Они, конечно, считали для себя невозможным согласиться с мнением Галилея, что новые астрономические открытия, в особенности фазы Венеры, убедительно и наглядно говорят в пользу коперниковой системы мира.

Видный астроном «Римской коллегии», престарелый иезуитский ученый Христофор Клавий (1537―1612), которому папа Григорий XIII поручил реформу календаря, признал, что так как фазы Венеры не могут быть отвергнуты, то приходится подумать, каким образом видоизменить пути небесных тел, чтобы спасти старое, геоцентрическое объяснение явлений. Сам Клавий под влиянием новых фактов и доказательств в конце концов поколебался в непогрешимости системы Птолемея и пробовал искать прибежище в системе Тихо, которую вначале игнорировал. А как именно иезуитские ученые приспособлялись к новым научным фактам, как спасали старое представление о мире, как обезвреживали (т. е. фальсифицировали) науку, видно, например, из того, как они пытались истолковать неровности лунной поверхности.

Из факта неравномерной освещенности лунной поверхности Галилей заключил, что эта поверхность неровна, что она имеет горы и долины и, следовательно, в этом отношении подобна земной поверхности. Галилей отверг возражение, будто Земля темна, не светит и поэтому не может быть небесным телом: вид «старой Луны в объятьях новой», т. е. так называемый пепельный свет неполной Луны, он, как и художник и ученый Леонардо да Винчи и астроном Местлин (учитель Кеплера), объяснял светом, отраженным от земной поверхности. Галилей пришел к выводу, что Земля сияет подобно Луне, т. е. с Луны наша Земля кажется точно такой же, как Луна с Земли, только она значительно больше и ярче. Кроме того, обнаружив колебание пепельного света, Галилей объяснил это тем, что различные части земной поверхности неравномерно отражают солнечные лучи и что особенно ярко Земля светит, когда покрыта облаками. Именно в связи с телескопическими наблюдениями над нашим спутником Галилей в «Звездном вестнике» открыто высказался в пользу учения Коперника, заявив, что «Земля не должна быть исключена из хоровода светил», так как «Земля движется как планета и превосходит Луну блеском своего света».

Однако противники Коперника и Галилея никак не могли примириться с этим выводом, вытекающим из представления о сходстве Луны с Землей. Поэтому они поставили вопрос: нельзя ли истолковать обнаруженный телескопом факт неравномерного освещения лунной поверхности, не принимая того, что Луна имеет горы и долины, т. е. не допуская, что она похожа на Землю, и, стало быть, не превращая Землю в небесное тело? По-видимому, этот вопрос и задавал себе Клавий, так как в упомянутом заключении членов Римской коллегий мы читаем: «Нельзя отрицать большой неровности Луны; но отцу Клавию кажется более вероятным, что не поверхность ее неровна, но скорее самое тело Луны имеет неоднородную плотность и имеет части более плотные и более разреженные; так же дело обстоит и с обычно наблюдаемыми простым глазом пятнами».

Таким образом, Клавий считал, что неровность освещения Луны вызвана не горами и долинами, а неоднородной плотностью различных частей поверхности Луны, которая совершенно гладка и сферична. Это мнение пытался отстоять некто Коломбо, и Галилей выявил его полнейшую несостоятельность и на этом примере показал, что истину надо искать не в старых верованиях, а в самой природе, т. е. в данных наблюдений и опыта.